Любовь и ненависть

конь под Медным всадником, взметнувшийся испуганно над

рекой, хотел вырваться из окружения праздничной толпы, в

которой я без особого труда разыскал Ирину Пряхину.

Она была одета в светлый из тонкой шерсти костюм и

светло-розовую блузку такого нежного цвета, который бывает

на акварелях старых мастеров. Мое появление здесь она,

должно быть, приняла за чистую случайность, но встретила

меня очень приветливо и даже как будто обрадовалась. Лицо

ее в венке золотисто-мягких волос, спадающих игривой волной

на круглые красивые плечи, сияло, как солнце, как купол

Исаакия, в тон воскресному весеннему Ленинграду.

Мое сообщение ее не очень огорчило.

- Что ж, служба есть служба, - сказала она как-то совсем

просто, без сожаления. - Мне это хорошо знакомо и понятно.

Отец тоже часто вот так подводил нас. Бывало, ждем его в

воскресенье, билеты возьмем с мамой в кино, а он позвонит:

не могу - служба. - И потом без всякого перехода: - А вы что

собираетесь сегодня делать? Какие у вас планы?

Я пожал плечами:

- Да, собственно, никаких планов нет. Просто так вышел

в город.

- Вот и отлично, - весело и обрадованно подхватила

Ирина. - Мы с вами погуляем. День какой чудный!

Мы направились к набережной, постояли у еще не

нагретого солнцем гранита, а потом пошли вдоль берега, в

сторону Зимнего дворца. В руках у меня была книга Соболева

"Зеленый луч". Она взяла ее у меня, ни слова не говоря,

взглянула мельком и поинтересовалась:

- Вы, наверное, много читаете? Даже в увольнении.

- Эту я раньше читал. А сейчас увидел в киоске новое

издание и вот купил. Пусть будет своя.

Это ей понравилось. Она сообщила, что тоже любит

приобретать любимые книги и что, между прочим, своей

настольной считает "Очарованную душу" Роллана.

- У вас есть... девушка? Знакомая? - неожиданно

спросила Ирина.

- Нет, - ответил я сразу, застигнутый врасплох ее

вопросом.

А она продолжала даже как будто с настойчивостью:

- И никогда не было?

- Нет, почему же, в школе были. Но только так, просто

знакомые.

- Почему? Вы нелюдим?

- Не знаю. Я, наверное, еще не нашел ту, которая ищет

меня. - Не встречали девушку, которая вам нравится?

Ее искренний, дружеский тон, естественность и простота

располагали к откровенности, внушали доверие, с ней было

легко говорить, и я ответил напрямую:

- Встречал. Только я ей не нравился.

- Почему вы так думаете? А может, нравились, -

заметила она, и, как мне показалось, с хитринкой.

Ну и пусть. Я и в самом деле имел в виду Ирину и даже

хотел, чтобы она догадалась. Потому и ответил:

- У нее есть жених.

И наверно, лицо мое и смущенные глаза выдали меня.

Она решила вовремя прекратить этот скользкий разговор,

закончила его ничего не значащей фразой:

- Ах вот оно что. - И тут же предложил: - Хотите, я вас

познакомлю со своей подругой?

- Попробуйте, - ответил я без особого энтузиазма.

У Зимного дворца Ирина спросила меня, люблю ли я

Эрмитаж.

- Конечно. Только Русский музей мне больше нравится, -

ответил я, думая о другом.

А она весело и даже с радостью поддержала меня:

- Представьте, и мне тоже. А Марат, наоборот, Эрмитаж

больше любит.

Мне это было известно со слов самого Марата. Но Ирина

сообщила улыбаясь:

- В Эрмитаже ему нравится скульптура второго этажа,

потом канделябры, люстры, вазы и другая дворцовая утварь.

Странный вкус, правда? - В словах ее не было осуждения.

- Просто у нас разные вкусы, - резюмировал я. - Марату

нравится оперетка, балет. А мне больше - драма.

- Вы не любите музыку? - Ирина подняла на меня свои

большие небесно-синие глаза.

- Нет, почему, музыку я люблю, только не всякую.

Ни в Эрмитаж, ни в Русский музей мы не пошли.

Было бы непростительно в этот весенний день

находиться в помещении. Мы направились к Летнему саду. И

всё говорили, говорили, прямо и откровенно, как старые

друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Между нами не

было ни тени равнодушия или натянутости. Ее глаза то

искрились, то становились задумчивыми, то выражали

удивление. И о чем бы ни говорили, разговор непременно

касался Марата. Она что-то взвешивала, анализировала,

запоминала. Я догадывался: Ирина хочет лучше знать Марата,

и я боялся быть причиной каких-либо недоразумений между

ними. Мне даже казалось, что она читает мои мысли. Я только

было подумал: "Не сказать бы чего-нибудь лишнего, Марат

ведь мой друг", а она уже рассуждает вслух:

- Вы с Маратом друзья. Даже странно - вы такие разные.

И вы никогда не ссорились?

- Никогда.

- И даже не спорили?

- Спорили. Только каждый при своем оставался.

Мы ходили по Летнему саду, рассматривали скульптуры,

сидели на скамейке. И все говорили. Она просила меня

рассказать о детстве, а я не знал, что говорить.

- Ничего интересного в моем детстве не было.

- А все-таки что сильнее всего запомнилось из детства? -

допрашивала Ирина.

- Лучше всего помнится весна и лето, - начал я не очень