Любовь и проклятие камня

— Встретимся на рынке, — сказала Елень, — мы с Сонъи и Чжонку выберем к вашему приходу.

На том и решили.

Елень ходила по рядам, где продавали ткань, присматривалась. Дети сновали рядом, они смеялись и показывали друг другу понравившуюся материю. Продавцы их не гнали: дети были богато одеты, а значит, могли купить что-нибудь. Елень с покрытой головой переходила от лавки к лавке. Продавцы, завидев потенциального покупателя, расхваливали свой товар, но, встретившись с ней глазами, замолкали. И когда Елень отходила к другой лавке, торговцы потихоньку судачили о ней и капитане. Она несколько раз услышала слово «наложница». Чжонку, расслышав это, бросился было на защиту женщины, но она поймала его за руку и покачала головой.

— Но, госпожа, — встрепенулся юноша.

— Этого уже не изменить, пусть говорят, — улыбнулась она и пошла дальше.

Но тут шепот, раздававшийся со всех сторон, стих. Нарочито громко вновь закричали зазывалы, торговцы натянуто заулыбались, в их глазах появились преданность и раболепство. Елень оглянулась. В нескольких метрах от нее стоял капитан магистрата, Ким Соджун, и пальцы, сведенные на рукояти меча, были белые. Она ему улыбнулась, и он, направляясь к ней, выпустил меч.

— Вот, господин, — указала Елень на рулон ткани, — что думаете?

Соджуну было все равно. Он просто следовал за любимой женщиной, которую встречали в каждой лавке, как самого дорогого покупателя, и старался не думать о том, что радушие хозяев из-за него. Расшнуровывал кошель, отсчитывал монеты, а его женщина уже приглядывала что-то другое. Она иной раз улыбалась и, не стыдясь, оглядывалась на Соджуна, которого называла «господин».

Купив все необходимое, набрав сладостей, они все вместе возвращались домой. Дети шли впереди. Чжонку что-то рассказывал Сонъи, которая смотрела под ноги и лишь изредка поднимала глаза. Хванге вприскочку бежал впереди всех, иногда оглядываясь назад. Соджун, держа лошадь под уздцы, шагал рядом с Елень и чувствовал себя абсолютно счастливым. И когда дети были достаточно далеко, она вдруг обратилась к нему:

— Моя просьба может прозвучать грубо, но не могла бы я с детьми съездить на могилу их отца и братьев? Они там не были…

— Я, с вашего позволения, сам могу съездить с ними, — сказал Соджун.

Елень улыбнулась его заботе:

— Не беспокойтесь, я уже могу ехать верхом.

Капитан посмотрел на нее.

— Путь неблизкий, ваши раны…

— Мои раны уже затянулись. Я теперь и меч поднять могу, и из лука стрелять.

— Кто вас обучал? — спросил Соджун с любопытством.

Елень улыбнулась.

— Мой дед, великий генерал Сюй Вэй.

— Я слышал о нем. Великий был воин.

— Великий…, — повторила эхом Елень.

Соджун посмотрел на нее, молчаливую, шедшую так близко, что он чувствовал прикосновения шелка ханбока к руке; смотрел, а хотелось обнять.

— Ну так как, господин?

Она оглянулась и смутилась: взгляд мужчины был красноречивее всех слов: нежность напополам с отрадой. Соджун не успел ни отвернуться, ни изменить выражение лица. Застигнутый врасплох, он лишь вздохнул, забрал у Елень узел с нитками и отправился дальше. Женщине ничего другого не оставалось, как идти следом. И она тоже молчала.

Перед тем, как отправиться в горы, Елень упросила заехать на рынок, где купила меру риса, добротный кусок мяса, специй и маринованных овощей. Соджун не спрашивал для чего, хотя именно в его суме лежали продукты для поминальной церемонии.

Там, у могилы своего отца, дети рыдали. Чжонку тянул носом и отворачивался, незаметно смахивая слезы. А Соджун не спускал глаз с Елень: та и слезинки не проронила. Стояла с беспристрастным выражением лица, будто и не она так стенала и плакала здесь в прошлый раз…

Когда мертвым были отданы почести, семья отправилась в обратную дорогу.

— Господин, давайте заедем в одно место, — попросила Елень, когда они все вместе выехали из леса. — Здесь недалеко.

Соджун придержал своего коня.

— Ой, к монаху заедем? — встрепенулся молчавший всю дорогу Хванге.

Мать кивнула.

— Жив ли он? — пробормотала Сонъи.

— Вот заодно и узнаем, — ответила та и толкнула пятками свою лошадь.

Соджун ехал следом за Елень и понимал: этот лес она получше его знает. Ориентируется так, будто часть жизни провела здесь. И даже когда капитану стало казаться, что они заплутали, Елень уверенно ехала вперед, понукая лошадь на подъемах. Видимо, тревожно было не только ему: через какое-то время заерзали в седлах и дети.

— Матушка, — неуверенно позвал Хванге.

— Уже недолго осталось, потерпи, — оборвала та.

И действительно, еще немного покружив, они выехали к холму. Елень тут же спешилась и стала привязывать лошадь к дереву. Спутники последовали ее примеру.

— Монах? — тихо спросил Чжонку у Сонъи.

— Знахарь. Великий знахарь. Он маму когда-то спас, — тихо сказала девочка.

— Что ж он в городе не живет, если такой великий? — проворчал юноша.

— Он прокаженный[1], — ответила за дочь Елень, и Чжонку вскинул на нее изумленные глаза.