Любовь и проклятие камня

Когда-то этот знахарь был так велик и знаменит, что даже состоял на службе у короля. Но, как все великие люди, гнушался денег. Важнее были жизни людей. А потом он заразился от прокаженных, которым пытался помочь. Боясь навлечь еще больших бед, удалился в лес, где и жил в одиночестве, медленно и мучительно умирая. Пак Шиу знал знахаря задолго до болезни и был единственным, кто помогал тому обустроиться на новом месте. Дружба между мужчинами с годами стала крепче. Пак Шиу часто навещал отшельника, они подолгу беседовали. Бывший советник короля привозил рис и муку, а однажды даже подарил козу и клетку с курами…

Вот уже полгода как никто не навещал знахаря, ведшего затворнический образ жизни. Соджун смотрел в спину шедшей впереди Елень и спрашивал себя, почему она в тот раз не рассказала ему о монахе-знахаре и не попросила помочь умирающему? Не доверяла? Или просто не подумала? Капитан перехватил тяжелую суму с рисом и вяленым мясом в другую руку и тяжело вздохнул.

Наконец, они вышли к добротному домику, огороженному низким плетеным забором, проход к которому преграждала веревка, натянутая от столба к столбу в два ряда вокруг дома. На веревке предупредительно были наклеены колышущиеся на ветру желтые листовки с красными предостерегающими печатями на них. Елень приподняла веревку и прежде, чем Соджун успел ее остановить, ступила на территорию прокаженного знахаря. Капитан за шиворот едва поспел поймать Хванге, спешащего следом за матерью. Мальчик вывернул шею, увидел хмурое лицо капитана и виновато опустил голову. Елень тем временем подошла к калитке и позвонила в колокольчик, который висел над входом.

— Доктор Ан! — крикнула она в сторону домика.

Но никто не спешил к приехавшим. Елень позвонила еще раз. Семья переминалась с ноги на ногу за ее спиной, и женщина заволновалась. Доктор Ан мог и не пережить эту зиму. Они с Шиу привезли осенью достаточно риса и муки — как раз с тем умыслом, чтоб на всю зиму хватило, но…

— Доктор Ан!

— Ого! Да у меня гости, никак? — раздалось сзади. Все так и подпрыгнули, и оглянулись.

Перед ними, опираясь на палку, стоял человек. Одежда скрывала его с головы до ног. Даже на руках красовались самодельные перчатки. На голове мужчины была соломенная шляпа с темной шелковой вуалью, за которой невозможно было рассмотреть изъеденного болезнью лица. Он остановился на почтительном расстоянии от гостей и поклонился. Те поклонились в ответ и посторонились, давая хозяину подойти к дому. Тот поправил лямки плетенной корзины, что нес на спине, вошел во двор и запер за собой калитку, не приглашая никого в дом.

— Доктор Ан, как я рада вас видеть в добром здравии! — проговорила Елень и тут же осеклась.

— О, госпожа! Мое здоровье не назовешь добрым, — проскрипел прокаженный.

— Простите…

— В моей болезни вашей вины нет, — ответил доктор и снял корзину, размял плечи, а потом оглядел гостей.

Доктор Ан был прозорливым человеком. Он сразу отметил про себя, что Елень приехала без мужа в сопровождении мужчины, которого доктор видел впервые. Знахарь не прятался в лесу, как вор или убийца. Нет, он просто был отшельником. Жил опричь людей. Иногда подкармливал беглых рабов, давая им возможность переночевать в тепле (коза людей не боялась, и места в сарае вполне хватало, чтоб приложить пару горемычных голов). Несчастные невольники, зачастую клейменные-переклейменные, не страшились его язв, и доктор тогда мог врачевать их ожоги, ушибы, раны. Наверное, поэтому он до сих пор не переставал собирать травы, делал мази и помогал, помогал, помогал. Помогал, не взирая на сословие, не надеясь получить плату. Помогал, потому как по-другому жить не умел.

С Шиу его связывала давняя дружба. Тот навещал его, когда — один, когда — с красавицей-женой. Если он не приехал…

— Давно вдовствуете, госпожа? — спросил врачеватель прямо.

Елень помрачнела:

— С осени.

Доктор окинул взглядом стоящего неподалеку Соджуна.

— А этот мужчина?

— Он нас спас…

— Если так, значит, он хороший человек, — вдруг сказал знахарь.

Елень вскинула на него глаза. Она не могла рассмотреть искореженного болезнью лица. Не могла рассмотреть выражение глаз, но голос слышала. И этот голос ее сейчас утешал.

Соджун не слышал этого разговора: стоял далеко, да и дети о чем-то перешептывались рядом, мешая сосредоточиться. Он лишь заметил, как прокаженный пару раз повернулся к нему.

«Значит, выспрашивает обо мне», — мелькнуло в голове.

Он перебросил в руку увесистую суму и пошел к доктору и Елень, разговаривавшим друг с другом через забор. Знахарь при виде Соджуна замолчал, а капитан остановился возле калитки, не зная, как передать прокаженному привезенное. Елень помогла.

— Господин Ан, вот возьмите, — и она стала доставать из увесистой сумы свертки и кули.

Знахарь не отнекивался, не отказывался, лишь пододвинул огромный горшок, стоящий во дворе, куда Елень и сложила еду. Когда сума опустела, она оглянулась на Чжонку, и тот поднес еще два небольших куля.

— Зерно для ваших куриц, — проговорила женщина.