Любовь и проклятие камня

Девушка вновь склонилась над каягымом, зазвучала музыка. Красномордого урезонили, успокоили, усадили. Он поглядывал на красавицу-кисэн, которую не мог купить даже на час, и ворчал что-то себе под нос. Кто-то из любопытствующих полез с расспросами, но щуплый, отмахиваясь, молчал. Красномордый все больше пил и на соратников не смотрел, не спуская жадных глаз с исполнительницы, а недалеко от них веселились господа-офицеры, которые даже ни о чем не подозревали.

А утром следующего дня красномордый не явился на службу. Все видели, как он уходил с праздника на своих двоих, да вот только домой мужчина так и не пришел. Ближе к полудню шайка нищих мальчишек обнаружила его труп. Он лежал с проломленной головой в канаве, куда сбегали вешние и дождевые воды. Сильных дождей не было давно, канава была почти сухой, в нее и свалился пьяный солдат, проломив голову об острые камни, которыми было выложено дно канавы. Труп подняли и отдали родне. Разбираться в причинах смерти никто не стал: сослуживцы в один голос говорили о том, что сгубила несчастного пьянка — все видели в каком состоянии он поднимался из-за праздничного стола.

Соджун стоял среди своих соратников и молчал. Его лицо было непроницаемым. Он не смотрел, как доставали тело, лишь перевел тяжелый взгляд на щуплого, который едва не плакал, стоя над телом товарища. Размазывал слезы-сопли по лицу, но вдруг в этот самый миг посмотрел на капитана и даже отшатнулся: Соджун смотрел, а взгляд был как острый клинок. Щуплый почувствовал, как холодеют руки и начинают дрожать ноги, и отступил назад.

«Возможно, он сам упал, но, может, и помог кто, — от этой мысли хотелось бежать без оглядки, — сейчас за свою шкуру я и сам бы чона не дал».

На следующий день солдат не явился в магистрат. Начальник стражи объявил, что тот вновь отправился на границу. Никто в здравом уме и твердой памяти не согласился бы поехать на заставу, и уж тем паче никто не стал бы сам напрашиваться на этот перевод. Лишь безумец.

Соджун, узнав о переводе, хмыкнул. Ему не нужно было объяснять причин такого скоропалительного отъезда, да вот только капитан Ким не убивал стражника. Он шел в нескольких шагах от несвязно бормочущего солдата и ждал подходящего случая. После содеянного тот не должен был жить. Должен был умереть. Но умереть так, чтоб не вызвать никаких подозрений. Стражник не обычный человек, а слуга его величества. Убийство стражника приведет к длительному расследованию, а этого нужно было избежать.

Капитан шел за солдатом, хоронясь в темноте, пока не дошли до этого самого мостика. Соджун решил, что столкнет красномордого, но тот вдруг обернулся. Фонарь, что он держал в руках, качнулся перед спокойным лицом капитана, и красномордый его узнал. Руки разжались, фонарь упал под подкосившиеся ноги. Солдат был слишком пьян. Он отступал от Соджуна, пока не уперся в перила мостика. Испугавшись, он коротко вскрикнул, развернулся и рванул вперед. Тяжелое тело перевесилось через перила и рухнуло вниз. Раздался хруст сломанных костей, предсмертный хрип, и вдруг все стихло. Соджун подошел к перилам, подобрал фонарь и, опустив его в канаву, поглядел на упавшего стражника. Тот был мертв.

Елень узнала о смерти стражника от Хванге. До самой могилы она не забудет лиц тех двоих, что измывались над ней в разгромленном родном доме.

— Так ему и надо! — сурово припечатал мальчик и потянул носом, стараясь не заплакать.

Елень погладила сына по голове и промолчала. Она могла сказать, что желать смерти другому — плохо. Могла сказать, что на все воля Небес. Могла сказать, что этот стражник заслужил куда худшей участи, чем такая быстрая смерть. Она многое могла бы сказать, но молчала. И Чжонку, глядя на госпожу, понимал, почему та молчит: она не сводила обеспокоенных глаз с ворот, куда обычно заезжал верхом хозяин дома. Смотрела и ждала.

Но когда Соджун вернулся, первым его встретил сын, взял коня под уздцы, и отец спокойно спешился.

— Мы слышали, что стражник магистрата…, — начал было юноша, но, посмотрев на отца, смолк.

Соджун снимал седельную суму и на Чжонку не глядел.

— Тогда слышали, что умер он, потому что упал пьяным с моста, — равнодушно заметил капитан и, отвернувшись от сына, встретился глазами с Елень.

Та, услышав его слова, спустилась с крыльца.

— Чжонку, отведи коня, — приказал отец, и юноша подчинился.

Елень остановилась напротив Соджуна и молчала, не сводя с него зеленых глаз, словно пыталась прочитать что-то по лицу капитана. Но в темных глазах не было ничего, кроме усталости. Женщина глубоко вздохнула и отвернулась.

— Вы тоже считаете, что он умер от моей руки? — вдруг спросил Соджун.

Елень оглянулась.

— Я считаю, что вы устали, — ответила она. — Ужин стынет, идемте.

И Соджун последовал за ней.

[1] Чон – мелкая монета в Чосоне.

Глава двадцатая.

Спустя две недели Елень уже могла свободно дышать. Занималась благоустройством дома на правах хозяйки. Соджун предложил купить ткань на занавески, вот приедет он домой…