В сад вела утоптанная тысячью людских ног тропинка, тонувшая в густой зелени. Земля, по которой ступал капитан, была как камень, а рук касалась хрупкая жизнь цветов и кустарников, и капитан с осторожностью отводил упругие ветви в сторону, пока наконец не вышел к роднику, который бил, казалось, из самой каменной тверди горы. Капитан увидел Елень, пьющую из ковша-тыковки. Услышав шорох, женщина повернулась и снова подчерпнула студеной воды, протянула ее Соджуну. Тот кивнул и принял ковшик. Вода была вкусной и до зубной боли ледяной. Капитан сменился в лице, а Елень, заметив это, улыбнулась. Соджун хмыкнул, допил и ополоснув ковш, повесил его на место.
Женщина смотрела на него и улыбалась, а потом вдруг вынула платок из рукава и приложила к подбородку Соджуна. Капитан от неожиданности хмыкнул и попытался перенять платок, да пальцы легли на пальцы, но в этот раз Елень не спешила одергивать руку, и мужчина сжал в жесткой пятерне тонкую женскую ладошку. Та легла в ней, и от волнения зашлось сердце. Соджун смотрел на Елень и не знал, что делать дальше, лишь улыбнулся в ответ.
— Чему вы улыбаетесь? — спросила женщина.
— Потому что улыбаетесь вы.
— Я улыбаюсь из-за вас, — призналась она.
Соджуна в то же мгновение обдало жаром. Он смотрел в искрящиеся зеленые глаза, наполненные светом и покоем, и хотелось жить!
— Я улыбаюсь из-за вас, — повторила Елень, — мои драгоценные дети, мой любезный муж с честью и достоинством ушли. Жили свободными, ушли свободными, погребены свободными. Жизни не хватит, чтоб отблагодарить вас, господин капитан. И слезы в таком случае кощунственны, поэтому и улыбаюсь. Я поначалу очень переживала за ваш разрыв с отцом, за ваш уход… Себя ругала, а теперь вижу — как бы там ни было, но дышится вам легче.
Капитан шагнул к ней, прижав горячие пальцы к своей груди, и только открыл рот что-то сказать, как вдруг раздвинулись кусты и к роднику вышли мужчина и женщина в дорогих шелковых одеждах. Женщина ойкнула, окинула взглядом Елень и Соджуна и поджала презрительно губы. Соджун, узнал и ее, и ее тучного мужа, который не переставал обмахиваться веером (видать, тяжело было подниматься на холм), и поклонился. Елень тут же натянула на голову покрывало и тоже склонилась перед чиновником и его супругой. Но чета демонстративно отодвинулась от парочки грешников. Елень направилась к тропинке, Соджун вынужден был поклониться родителям брошенной им невесты еще раз, а потом поспешил вслед за Елень.
— Ни стыда, ни совести! Наложница, а ходит как госпожа! Только людей в заблуждения вводят! — сказала несостоявшаяся тёща нарочито громко; так, чтоб слышали опозорившие ее дочь.
— У человека, оставившего родной дом, нет чести. Не жди от него многого, — в тон ей проговорил муж.
Соджун скрипнул с досады зубами, но промолчал.
— Капитан Ким, ты опозорил отца из-за жены изменника, как тебе еще солнце светит, бесстыжему?
Но мужчина, которого эти двое так мечтали видеть зятем, что даже отказали шести брачным договорам, просто ушел за своей наложницей, не удостоив супругов ответом. То, что они говорили ему вслед, Соджун уже не слышал. Он увидел Елень, стоящую около башенки из камней. Она как раз пристроила сверху свой камушек и сложила в молитве руки, о чем-то прося высшие силы. Этим силам пришлась по душе просьба: камушек качнулся, но остался лежать поверх своих собратьев.
— О чем вы попросили? — поинтересовался Соджун.
— О том, чтоб вы меньше выслушивали подобное, — призналась Елень.
— Меня их домыслы не беспокоят, госпожа. И вы о них не думайте.
— Я и не думаю. Идемте домой.
Она шла чуть позади его, накрыв голову покрывалом, глядя в спину. С ним здоровались, ему кланялись, он кланялся в ответ. Но встречались те, кто демонстративно отворачивался от капитана, а некоторые и вовсе начинали что-то шептать вслед. И не то, чтобы наложниц ни у кого не было, или не гулял господин с той, с кем проводил ночи, нет. Никто из этих разодетых в шелк господ не додумался бы разделить постель с женой изменника, какой бы красавицей она не слыла! Или разделил бы, но скрыл этот факт, как скрывают грехи и темные делишки. И уж точно не шел бы вот так рядом средь бела дня, не стыдясь людей! Елень сбавила шаг, чтобы нарочно отстать от человека, которого весь белый свет считал ее господином. Соджун тут же услышал, обернулся. Встретился с ней глазами и остановился. Женщина вздохнула и прибавила шаг. Лишь когда она сравнялась с ним, он продолжил путь, заложив руки за спину. Она следовала рядом тенью.
— Держи меч вот так, — наставляла Елень сына, показывая на пальцы, — чувствуешь баланс?