Любовь и смерть на карантине

– Стас! – одернула его Люба. – Не кощунствуй.

– Это черный юмор. Потому что белого нет. Не брать же анализ ДНК у всех подряд высоких мужиков, живущих в пяти минутах ходьбы от парка?

– А что, идея, – задумчиво сказал Градов. – Вот если бы у нас была база… Анализ ДНК абсолютно всех, а не только тех, кто попал в поле зрения полиции…

– Но это нарушает мои конституционные права! – закричала Людмила. – Я против!

– А когда тебя маньяк душил, ты была не против, – ехидно заметил Стас, который, как бывший мент, был на стороне Алексея Градова. – Знаешь, как трудно бывает порою раскрыть убийство? Если нет мотива, убийца и жертва не были знакомы и деньги ни при чем. Маньяков годами не могут вычислить.

– Так мы бог знает до чего договоримся, – хмуро сказал Сергей Иванов. – Давайте оставим в покое наши гражданские права. Надо найти убийцу. Потому что он, похоже, останавливаться не собирается.

– Алексей, а что с человеком из мэрии? – напомнил Стас. – Кто ходил по квартирам с опросным листом?

– Пока удалось узнать только то, что по домам действительно ходили. Опрашивали жильцов, какие у них претензии к обустройству придомовой территории. Лицо или лица я устанавливаю. И если среди них есть высокий мужчина лет сорока, это повод его задержать. И ненароком взять образец ДНК.

– А ты у всей мэрии бери, чего там, – сердито сказала Людмила. – Или у чиновников слабо?

– У чиновников как раз таки проще всего, – невозмутимо сказал Градов. – Они люди подневольные.

– Ладно вам, хватит, – миролюбиво сказала Люба. – Ждем заключение экспертизы по Шевченко, вдруг там что-то интересное. И тесты Ивановых. Завтра созваниваемся.

– А маньячила меж тем где-то бродит, – тяжело вздохнула Людмила. – Страшно. Лешка, вы хотя бы предупредите всех, кто живет в округе, чтобы вечером в парк поодиночке не ходили.

– Я думаю, слухи и так уже распространились. Судя по звонкам в мэрию и нашему высокому начальству.

– Ладно, до связи.

– Расходимся, – вздохнул Стас. – Надо бы к Маслову наведаться. Про женушку расспросить. Да и к дочке Кольцовой. Из визита в квартиру Ищенки я пользу таки извлек. Котика разъяснил. Работаем дальше, короче.

* * *

Я решил, что покончу с этим сегодня же. Головная боль, которая было утихла, когда я убил женщину, вернулась с новой силой. Сосед по-прежнему уходил на работу, а собака по-прежнему выла. Я просто хотел с ним поговорить, но он был неуловим. Прятался от меня, дверь не открывал, хотя я звонил подолгу и даже стучал. Но он прятался, сволочь!

Всего-то надо было поговорить…

Я искал его в парке, искал долго. Мне пришлось сделать круг, потому что собаки не было, и пойти на второй. Пес-призрак опять куда-то исчез. А моей целью был в первую очередь он. Дело ведь не в собаке, а в ее хозяине. Заставишь ты его усыпить пса, так он купит барабан. И будет лупить по нему в отместку за свою собаку. Нет, надо проучить соседа так, чтобы до него дошло: ты живешь не на острове, а в многоквартирном доме. Где каждый имеет право на тишину хотя бы ночью.

Вот это я и хотел ему объяснить, превозмогая адскую головную боль. Мне порою кажется, что на плечах у меня огненный шар. Даже лютый мороз не может остудить этот жар. Я ловлю на себя удивленные взгляды: неужто ему не холодно в бейсболке? Когда-то я мерз так же, как и все. До того, пока меня не ударили по голове. Возможно, били неоднократно, но я отключился после первого же удара. Моя жизнь разделилась на до и после.

Кто-то возвращается, а кто-то нет. В мир обычных людей, которые забывают и о своей болезни, и о том, что они пережили. Предательство, боль утраты. Я не вернулся. Слишком сильна была боль и слишком велика утрата.

…Я носился по дорожке в парке, гадая, куда же они подевались. Сосед с его дьявольской собакой. Ведь они здесь, куда им еще пойти?

И, делая второй круг, я их нашел! Он стоял у площадки для выгула, разглядывая заснеженные ели, спиной ко мне, а собака сидела у его ног. Я так обрадовался, что не сразу понял, что он делает. Пытался отдышаться после того как набегался в поисках своих «друзей».

Он оглянулся и вдруг смутился. И торопливо стал застегивать штаны. И тут я понял, что он тут, у елей, по малой нужде. Приспичило мужику. А тут я. Стою и смотрю.

– Что, никогда так не делал? – хмыкнул он. – Извини, брат, но сортиры в парке так воняют, что лучше в них не заходить.

А поскольку я не уходил, то он напрягся:

– Что смотришь? Эй, а ты не гей, часом? Ошибся ты, мужик. Я не из ваших, так что иди своей дорогой.

Но я шагнул к нему, вместо того чтобы уйти.

– Тебе чего? – он напрягся. – Сказал же: вали.

– Поговорить, – я сглотнул. Он меня, похоже, не узнал. Собака тоже. Она сидела и ждала. Даже не тявкнула.

– О чем тут говорить: меня мужики не интересуют. Не по адресу ты, парень, обратился.

– Я про собаку хотел поговорить.

– Какая еще собака? Эй, ты чего? – спросил он, пятясь, поскольку я надвигался.

– Она лает. Когда вас нет дома, она лает.

– Ну, так на то она и собака.

– Нет, вы не понимаете. Я работаю дома. И мне она мешает.

– Так это когда было!

– Сегодня.

– Ты псих, что ли?

– Да. Это вы меня таким сделали.