– Ты предпочитаешь наличные, – точно таким же тоном сказал он. Не принуждая к ответу и не обращаясь с вопросом.
Не сказать, чтобы это меня обидело: он дал понять, что сам живет в мире взрослых, а я нет. Для него и многих других такая манера привычна, для меня – нет. С ней, вероятно, можно смириться и считать ее общепринятой. Вот только я не уверена, что захочу с ней мириться. Ни сейчас, ни в будущем.
СТЮАРТ: Свиньи – высокоорганизованные животные. Если, например, в условиях скученности они подвергаются стрессу, то начинают друг друга калечить. Так же поступают и куры, хотя большим умом не отличаются. Но свинья в состоянии стресса набрасывается на себе подобных. Может отгрызть хвост. И знаете что в связи с этим предпринимает фермер-свиновод? Чтобы свиньям нечего было жевать, он купирует им хвосты, а иногда и уши. А также подпиливает зубы и вдевает в ноздри кольцо.
Вряд ли такие процедуры снимают животным стресс, правда? Равно как и накачивание их гормонами, антибиотиками, цинком и медью, а также отсутствие возможности гулять на лугу и спать на соломе. А стресс, кроме всего прочего, препятствует расслаблению мышц, что, в свою очередь, сказывается на вкусовых качествах мяса. Свиные корма, естественно, тоже. Мои коллеги по бизнесу утверждают, что в результате внедрения промышленных методов животноводства свинина в значительной степени утратила свой вкус. А коль скоро вкуса у нее практически нет, рыночную цену приходится снижать, что ведет к снижению объемов производства, и так далее. Добиться, чтобы потребитель платил дороже за качественную свинину, – для меня это, если хотите знать, дело принципа.
И вот еще что заставляет меня задуматься (вообще-то, вся тема органической продукции заставляет меня задуматься): а что же мы сами? Разве с нами дело обстоит иначе? Каково население Лондона? Восемь миллионов? Больше? В отношении животных ученые по крайней мере определили, какое пространство требуется каждой особи, чтобы избежать стресса. А в отношении людей такие исследования даже не проводятся… а если и проводятся, мы их не видим. Мы живем друг у друга на головах, зачастую по-свински (видимо, такое выражение не случайно) и откусываем друг другу хвосты. Иного даже не представляем. А при нашем уровне стресса и нашем питании мы наверняка отвратительны на вкус.
Обратите внимание: это не сравнение. Во всяком случае, не оливеровское сравнение. Это логическая цепь размышлений. Вполне осмысленная, не правда ли? Экологически чистые люди были бы очень далеки от сегодняшней действительности.
ДЖИЛЛИАН: Из окна ванной комнаты смотрю вниз, в сад. Утро прекрасное, воздух и свет лишь чуть-чуть тронуты осенью. На паутинке в углу оконной рамы поблескивает роса. Дочки играют в саду. В такое утро даже вереница разделенных низкими желто-серыми стенами лондонских двориков, наполовину запущенных, с редкими унылыми деревцами, с редкими пластмассовыми лесенками и горками – даже это непритязательное зрелище может показаться милым. Возвращаюсь глазами к девочкам: они бегают по кругу, не взапуски, а просто оттого, что им весело. Бегают вокруг пепелища.
А мне лезет в голову: три дня назад я срубила два куста (мне они нравились, да и посажены были моими руками) исключительно из-за событий десятилетней давности. Выместила свои чувства на растениях: схватила топор, выкорчевала их с корнями и сожгла. Тогда мне представлялось, что действия эти совершенно осмысленны, целесообразны, логичны, резонны и необходимы. Сейчас, при виде дочерей, бегающих вокруг того, что осталось от двух растений, которые я надумала покарать, мой поступок выглядит едва ли не припадком безумия. Доктор, я ушла от первого мужа ко второму и за это через десять лет покарала сирень и багульник. Пропишите мне лекарство от подобных выходок.
При этом психического расстройства у меня точно нет. Я что хочу сказать: подчас какой-то незначительный, нейтральный поступок – поступок, от которого другим ни жарко ни холодно, – сегодня может показаться вполне здравым, а завтра – безумным.
Мари споткнулась и упала на кучу пепла; поскольку Оливера дома не было, мне пришлось самой бежать во двор, чтобы ее отряхнуть. По крайней мере, совершила
ОЛИВЕР: Моим первейшим добрососедским долгом… нет, скорее попыткой унять экзистенциальную панику… был визит в дом пятьдесят пять. Окна его по-прежнему страдали глаукомой; араукария, торчавшая средним пальцем возле калитки, мозолила мне глаза. Входная дверь хранила цвет детской неожиданности. Колер не менялся годами… жива ли хозяйка? Мой указательный палец, призвав на помощь мышечную память, нашел требуемое северо-северо-восточное направление, в котором требуется давить на кнопку звонка. Случались ли в моей жизни минуты более тревожного ожидания? Случалось ли ожидание, более близкое к истерическому? Но в конце концов я услышал шарканье старческих ног.