Любовь к истории питая

— А почему не могло быть вульгаризмов? Изучив немало материалов, мемуары и царскую переписку, я понял, что излишне их драматизировать или, упаси бог, излишне поднимать над толпой нельзя. Для меня они просто люди — со всеми присущими им недостатками… Я не знаю, какая цифра погибших при Ходынке приводится в школьных учебниках, но материалы об этой трагедии мною были основательно изучены. Здесь и воспоминания Пьера д’Альгейма, обширная работа В. И. Штейна, берлинские издания В. П. Обнинского и, наконец, записки директора департамента полиции А. А. Лопухина. Не знаю, знаком ли мой критик с этими авторами… Что же касается слов Марии Федоровны к мужу, то они зафиксированы (и не раз) в воспоминаниях современников. А что иное делать жене, если муж сам не свой делается от выпивки? Впрочем, так часто бывает. Меня с высоты кафедр бьют не за то, в чем я виноват, а за то, что так было… Мой критик хотел было видеть венценосных в лучезарной порфире, а я спускаю царей с высот на землю…

— Валентин Саввич, у вас, видимо, с приобретением ценных книг связаны большие расходы?

— Вопрос очень деликатный, хотя на первый взгляд кажется и простым. Здесь я вынужден впустить вас на свою авторскую «кухню», куда заглядывает только моя жена. Но все же отвечу честно: иногда расходы на приобретение нужных книг превышают сумму моего будущего гонорара. Впрочем, об этом я никогда не жалею, ибо знание дороже любых денег.

— Спасибо за откровенность. Теперь скажите: бывают же, наверное, такие случаи, когда необходимую книгу нигде и ни за какие деньги нельзя достать?

— Вопрос попал в цель. Отвечу подробнее. Лет пять тому назад я начал большой роман о Сталинградской битве. Я дописал роман до того места, когда танки Паулюса вдруг выкатились к Волге возле цехов тракторного завода, и… остановился.

— Почему? Какие-то сомнения?

— Никаких сомнений не было, и ход событий, политических и военных, был мне ясен как божий день. Но работу все же пришлось прервать: у меня не было одной книги.

— Какой?

— Объясню. Сам фельдмаршал Паулюс, проживая после войны в ГДР, оставил незаконченные заметки о военно-стратегической катастрофе вермахта. Эти заметки покойного фельдмаршала были опубликованы в нашем «Военно-историческом журнале». Но сын Паулюса — он был майором гитлеровского вермахта и остался жить в ФРГ — предоставил материалы о своем отце западногерманскому историку фон Гёрлицу, который и написал книгу: «Паулюс: Я стою здесь по приказу». Отсутствие этой книги и задержало мою работу. Я потратил немало усилий, чтобы раздобыть ее. А теперь моя жена переводит фон Гёрлица с немецкого, чтобы я мог с чистой совестью продолжить работу над романом, название которому еще не придумал.

— Догадываюсь, что ваш библиографический список литературы о Сталинградской битве огромен.

— Да, это действительно так. Причем я учитываю в нем и все работы иностранных авторов, переведенные на русский язык, особенно с немецкого. Ведь для того, чтобы точнее уяснить истину, надо посмотреть на самих себя глазами противника. Но все-таки библиографический перечень материалов к роману «Фаворит» был больше. Он собирался годами, и все многое из учтенного в нем оказалось «за бортом», ибо роман — это не научная монография: тут надо сказать только то, что необходимо, а все лишнее, как бы оно ни было лакомо для читателя, приходится отбрасывать, чтобы расчистить место для главной темы. В связи с «Фаворитом» мне вспоминается смешной казус, связанный с библиографическим поиском.

— А разве в библиографии бывают смешные моменты?

— Представьте себе, да! Позвонил мне из Ленинграда один историк, не буду называть его фамилии, и говорит, чтобы я срочно выезжал в Ленинград: «Вы никогда не напишете своего романа, пока не ознакомитесь с перепиской Екатерины II и Потемкина, которая находится в архивах нашего института». Я выслушал его и ответил: «Благодарю, но эта переписка давно лежит на моем столе». — «Как? Откуда?» — последовал возглас. «А вот так, — отвечаю, — она была опубликована на страницах журнала «Русская старина» в 1876 году». Вот к чему приводит библиографическое неведение!

— Валентин Саввич, я не спрашиваю, какой роман дался вам труднее всего, но хочется узнать, какая библиографическая работа оказалась для вас самой сложной.