Любовь к истории питая

— Видите ли, легко, наверное, писать книги о Суворове или Пушкине: тут такая груда материала, что только успевай выбирать нужное. Совсем иное дело, когда герой неизвестен или забыт. Приходится здорово повозиться, пока сыщешь нужное. Очень трудно было с библиографическим списком о генерале Моро, который я составлял, готовясь написать роман «Каждому свое». Кстати, и тут не обошлось без интересного момента. Из Франции мне прислали книжку Эрнеста Додэ об этом генерале. Спасибо, конечно! Но мне даже не пришлось переводить ее, ибо, изданная в 1909 году в Париже, она в том же году была переведена и напечатана на страницах нашего «Исторического вестника». Вот вам блистательный пример того, как оперативно работала тогда русская периодика, почти моментально знакомя публику со всеми новинками Европы.

— Валентин Саввич, вы недавно опубликовали роман «Каторга» — о событиях на Сахалине в период русско-японской войны. Трудно, наверное, было готовить список необходимых для его написания источников. Ведь мы хорошо знаем литературу по обороне Порт-Артура, о Цусимском сражении, но оборона каторжанами Сахалина мало кому известна.

— Список я подготовил небольшой, но дался он мне трудно. Еще труднее было добывать книги по этой теме. Отдельные статьи рассеяны по узкоспециальным изданиям, таким, как «Медицинские прибавления» к «Морскому сборнику». Наконец, очевидцы тех событий, разъехавшись после войны по всей стране, печатали воспоминания то в Курске, то в Баку. Тиражи их мизерные, авторы неизвестны… Но я все-таки собрал все, а уж как получилось в романе — судите сами. Кстати, когда я писал роман «Каторга», очень мешала одна книга. Она содержит ценные сведения о каторге. Это книга Власа Дорошевича «Сахалин» (М., 1903). Заглянул — настолько талантливая, настолько захватывающая, что я сразу же сказал себе: включу ее в перечень подготовительных материалов, но больше смотреть ее не буду. И когда передо мной выстроилась вся подборка материалов по Сахалину, начал их штудировать. Но Дорошевича с полки так и не снял. Читал Чехова, всевозможные справочники, а эту книгу не трогал. Мне она мешала. Я боялся попасть под ее влияние. Психологически это было очень трудно: отказаться от ценного материала, чтобы он не покорил тебя.

— Валентин Саввич, вернемся к разговору о библиографах, а точнее, о вашей жене: она, видимо, много вам помогает…

— Плохая была бы жена, если бы не помогала. Мало того, она параллельно со мной прочитывает все материалы, какие изучаю я. А это, знаете, весьма и весьма трудно. Ведь читать-то приходится не Агату Кристи и не Жоржа Сименона, а сюжеты нашей кровавой истории, от которых иногда и мне-то уснуть невозможно.

— У вас большие картотеки, составленные вами. И не только на людей, живших задолго до нас, но и на события прошлых веков. Что занимает вас сейчас как библиографа?

— Пожары! Эта тема, весьма насущная для старой, еще деревянной Руси, часто горевшей, почти не обеспечена библиографической информацией. А мне интересно знать, как и при каких обстоятельствах сгорали наши древние города. Вот и ищу литературу.

— Вам это нужно для нового романа?

— Да нет. Пожар — это лишь эпизод, и тут романа при всем желании не получится. Мне просто самому вдруг стало любопытно, отчего так часто полыхала Русь, в чем тайна одновременности возникавших в разных городах пожаров, которые надолго сохранялись в народной памяти и почти никак не отмечены в отечественных библиографических изданиях.

Как ни пытайся выстроить логическую связь вопросов в беседе с писателем, она постоянно рвется. Слишком сочна биография Валентина Пикуля, колоритна его жизнь, широк диапазон его познаний.

Как-то неожиданно возник вопрос о детективной литературе. Видимо, потому, что его роман «Честь имею» в некоторой степени содержит элементы этого жанра.

— Для романа «Честь имею» материалы собирал давно. И вот почему. У нас выработалось мнение: положительный герой — это разведчик или шпион. А они встречаются только в детективной литературе. Я категорически против такого подхода. Мне не нужен детектив! Я хотел глазами агента русского генштаба показать миростроение в канун первой мировой войны, обстановку в Европе в то время.

— Но, Валентин Саввич, вы даже не называете имя своего героя!

— И не назову!

— Таким образом интригуете читателя, хотя временами некоторыми мазками показываете его профессиональные тайны.

— Совсем так не считаю. Это приемы тех, кто увлекается написанием объемных детективов. Я никогда не хотел бы заострять внимание читателей на занимательных историях. Дело гораздо серьезнее. А то, что мой герой будет попадать в необычные ситуации, это не случайно. В те годы, о которых я пишу, очень многие попадали ох в какие переплеты…

— Валентин Саввич, а зачем ставить героя в такие, казалось бы, совершенно безвыходные ситуации?