Любовь по-санкюлотски

Монархия была буквально растоптана. Вечером Теруань отпраздновала эту победу народной силы с несколькими гражданами на большой кровати. Ранним утром, когда эти достойные люди, обессилевшие от упражнений, к которым их благоразумные жены не приучили, спали вповалку на ковре, Теруань, охваченная настоящим половым безумием, зазвала к себе в комнату семерых каменщиков, работавших под ее окнами. Те снизошли к ее просьбе и, оказав ей ту небольшую услугу, о которой она просила, снова вернулись на строительные леса…

И только тогда Теруань смогла заснуть и увидеть во сне Республику. Единую, неделимую и процветающую.

Когда об этих событиях стало известно в Брюсселе, Ферсена снова охватило глубокое отчаяние. Впервые он подумал, что вряд ли успеет тронуть сердце монархов Европы до того, пока не станет слишком поздно… В ответ на тысячи вопросов, которыми он засыпал королеву, он получил от нее 25 июля письмо, подписанное ею и датированное 21 июня:

«Не переживайте за меня так сильно. Помните, что мужество нужно всем и всегда. Хотя мы и проиграли эту партию, но, надеюсь, у нас будет время на то, чтобы дождаться помощи. Но эти недели текут очень медленно. Не смею писать Вам больше. Прощайте, постарайтесь, если сможете, ускорить те действия, которые могут спасти нас и освободить, как это было обещано».

А в конце письма симпатическими чернилами было приписано:

«Я пока жива, но благодаря лишь чуду. День 20 июня был просто кошмарным».

И задача ускорить оказание обещанной помощи стала для Ферсена единственной, его постоянным занятием. 26 июня он ответил своей любимой:

«Боже, как тяготит меня Ваше положение. Душа моя глубоко задета и очень болит. Постарайтесь любыми путями остаться в Париже, и помощь придет.

Мне уже удалось убедить в этом короля Пруссии, Вы можете рассчитывать па помощь».

Поверив любимому человеку, королева вновь обрела надежду на спасение…

Однако же положение французских монархов в Тюильри было далеко не блестящим. Об этом можно судить по письму, которое Ферсен, знавший обо всем, что происходило во Франции, написал своей сестре, графине де Липер:

«В Париже все по-прежнему, и поэтому меня не покидают опасения за жизнь короля и королевы. Мятежники более не скрывают своих намерений относительно их, и дворцу в любой момент угрожает опасность. Их королевские Высочества уже не могут ни выезжать из дворца, ни спать в нем спокойно. Они отдыхают по очереди, так чтобы один из них всегда бодрствовал из опасения, что в их апартаменты ворвутся эти каннибалы. Меня это приводит в ужас, и их положение мучительно для всех, кто, как и я, знает все эти подробности».

К счастью, оставалась связь между теми, кого История назовет потом «сдержанными возлюбленными».

В течение многих недель благодаря экономке Элеоноры Сюлливан Мария Антуанетта и Ферсен могли вести переписку, о существовании которой революционеры даже и не подозревали.

Письма приносились в Тюильри и выносились оттуда в коробках для гренок. Для большей безопасности письма были зашифрованы, а кроме того, о личном или очень важном писалось между строками симпатическими чернилами.

Так, невзирая на восстания и массовые убийства, на реки пролитой крови, продолжался патетический диалог этих двух разлученных сердец. 3 июля Мария Антуанетта, зная, что друг ее предпринимает все возможное для ее спасения, отослала ему полное надежд письмо:

«Я чувствую в себе смелость и что-то такое, что подсказывает мне то, что мы вскоре будем счастливы и спасены… Действуйте же энергичнее: время не терпит, ждать более нельзя. Прощайте».

И добавила эту волнующую фразу:

«Когда же мы сможем увидеться в спокойной обстановке?»