И каким бы невероятным это ни было, им самим этот момент не казался уже таким далеким.
Ферсен, которому к тому времени удалось заручиться поддержкой монархов Пруссии и Австрии, уже представлял себе, как армии коалиции вступают в Париж.
В июле королева получила письмо, в котором Аксель сообщал ей о плане герцога Брауншвейгского:
«Он двинется прямо на Париж, оставив большую часть союзных войск на границе для того, чтобы они сковали войска республиканцев и помешали им действовать на других направлениях; таким образом, они не смогут мешать проведению нашей операции…»
А ниже Аксель добавил:
«Мы торопим начало операции, как только можем; прибытие прусских войск уже значительно ускорено, и мы начнем действовать уже в первых числах августа».
Получая такие письма, Мария Антуанетта мечтала о том дне, когда она, снова став королевой, сможет отблагодарить своего спасителя. Об этих несбыточных мечтах можно прочитать в «Мемуарах» госпожи Кампан.
Описывая свое пребывание в заключении в Тюильри, компаньонка королевы писала:
Мария Антуанетта, естественно, не прислушивалась к пессимистично настроенным советникам. Она продолжала безгранично верить Ферсену и считала, что любовь, которую он к ней испытывал, была способна сотворить чудеса…
Увы! Именно этой любви и было суждено погубить монархов…
В середине июля герцог Брауншвейгский опубликовал манифест, очень резкий по форме, от имени вошедших в коалицию держав для того, чтобы объявить Париж и всю Францию полностью ответственными за жизнь французских монархов. Вот отрывок из этого манифеста:
«Любой национальный гвардеец, захваченный в плен с оружием в руках, будет рассматриваться как мятежник; всякий обыватель, осмелившийся оказывать сопротивление, будет убит, а дом его предан огню; все члены Национального собрания, собраний департаментов, округов или муниципалитетов, а также члены национальной гвардии Парижа ответят головой своей за любое событие, и будут они преданы суду военного трибунала без всякой надежды на помилование. Разумеется, за совершение любого насилия в отношении королевской семьи и непринятие мер к обеспечению безопасности ее, предадут в Париже суду по законам военного времени и полному разорению…»