В 1810 году, когда Ферсен в качестве великого маршала сопровождал принца Кристиана, тот, принимая парад одного из полков, внезапно умер от кровоизлияния в мозг.
Тут же поползли слухи о том, что Ферсен отравил принца. К нему стали поступать анонимные письма:
«Если Вы посмеете появиться на похоронах, Вы будете убиты».
Великий маршал отнесся к этим предупреждениям с презрением. Но когда он захотел занять свое место в траурном кортеже, какие-то люди разбили камнями стекла его кареты и выволокли его на мостовую. Ферсен вскочил на ноги, но толпа снова опрокинула его на землю, стала топтать ногами, изодрала в клочья одежду и заплевала.
Под конец некий человек гигантского телосложения прыгнул ему на грудь, проломив ребра, а затем ударами сапог размозжил Ферсену голову…
После этого женщины сорвали с него остатки одежды, и его обнаженный труп еще долгое время пролежал в придорожной канаве…
Ферсен, так же как и его возлюбленная, пал жертвой слепого и неправедного народного гнева…[183]
Через две недели после смерти Марии Антуанетты настала очередь следовать на гильотину госпоже Ролан. Этим обеим женщинам, столь непохожим друг на друга, суждено было пройти через одинаковые испытания и проявить в присутствии палача одинаковое достоинство…
Когда в конце октября 1793 года Манон перевели в «Консьержери», она, несмотря на то что с нее не спускали глаз, смогла передать Бюзо это последнее послание:
«Ты, кого я не смею назвать; ты, кого однажды люди узнают лучше, оплакивая наши общие несчастья; ты, кому самая сильная страсть не мешает находиться в рамках добродетели, опечалишься ли ты, когда узнаешь о том, что я раньше тебя отправилась в те места, где мы сможем любить друг друга, не совершая при этом преступления, и где ничто не помешает нам быть вместе?.. Я последую туда раньше тебя и подожду тебя там; оставайся здесь, внизу, если тут существует убежище для честности, оставайся, чтобы осуждать несправедливость, упразднившую эту честность…»
8 ноября ее повели на эшафот. В увозившей ее повозке рядом с ней сидел какой-то человек, в полной прострации от того, что его везли на казнь. Она попыталась приободрить его. На площади Революции была возведена гигантская статуя Свободы. Увидев ее, Манон не удержалась от того, чтобы не доставить себе удовольствие произнести эту прекрасную фразу:
— О, Свобода! — воскликнула она. — Сколько преступлений совершается во имя тебя!
Повозка остановилась у подножия гильотины.
— Ступайте первым, — сказала она своему спутнику. — У вас не хватит мужества видеть, как я буду умирать.
Палач запротестовал, сказав, что по французскому этикету мужчинам следовало пропускать женщин вперед. Госпожа Ролан улыбнулась:
— Разве может настоящий француз отказать женщине в ее последнем желании? Я подожду!
В шесть часов она лишилась головы[184]
.Узнав о смерти Манон, скрывавшийся в Руане Ролан покинул свое убежище, не спеша отправился в лес, привязал к дереву свою трость-шпагу и, бросившись на нее, пронзил себе сердце…
Что же касается Бюзо, то он в отчаянии написал одному из своих друзей в Эвре:
«Ее больше нет; ее больше нет, друг мой. Эти злодеи убили ее. Посудите сами, осталось ли что-нибудь на земле, о чем я мог бы сожалеть. Когда Вы узнаете о моей смерти, сожгите это письмо. Не знаю почему, но мне хочется, чтобы Вы сохранили для себя один только ее портрет».
Спасаясь от преследования, он вместе с Пьетоном пересек всю Францию. В конце концов эти два человека, устав скрываться, покончили с собой в 1794 году в сосновом лесу под Медоком.
Их обглоданные волками тела нашли только через восемь дней…
Глава 27
Фабр д’Эглантин делает свою любовницу богиней Разума
Он любил рифму и обожал Разум.
Пока машина инженера Гильотена работала в атмосфере праздничной ярмарки[185]
, многие революционеры старались всеми путями сочетать приятное с полезным, используя свое общественное положение для личного обогащения.