— Да — ликвидировать, ликвидировать! — заорал Егор. — Задания такого нет, но я тебя ликвидирую!.. Да кому ты нужен, такой? Да для всех разведок мира такой остолоп, как ты — просто находка, в качестве противника!
— Да? А ты, что ли, умен? Прибыл на задание — и в первый же час напился!
— Кто напился? Я напился? Да, я напился! И каждый раз буду напиваться, когда я этого захочу! Они думают, что они завербовали меня — на самом деле, я их завербовал!
— Надеешься споить все их спецслужбы?
— Плевать я хотел на все их спецслужбы! Они думают, что за несколько десятков... — Егор тяжко закашлялся. Я молчал. — Они думают, что за несколько сотен... — Егор еще более тяжело закашлялся. — ...Они думают... Во! — Егор сделал в их направлении неприличный жест.
— А ты думаешь, я такой уж работник? — заговорил я. — Да я всего только три дня и узнал, что работаю! Что же я — бессознательно, что ли, работаю? Я и сознательно-то плохо соображаю!
— В общем — я отбиваю сообщение, что случай тяжелый, — Егор вытащил свою рацию.
— И сообщи, кстати, что напился.
— И сообщу! — он застучал на миниатюрной клавиатуре. — Во, техника! Сообщение длинное, но сжимается — и передается импульсом, за долю секунды!
— Это — не засекли чтобы? Херня! У нас такое применяется давным-давно!
— У «вас»?
— Да, у «нас»!
— Где это у «вас»?
— Там, где мы родились!
— Ах — там, где об нас тридцать лет вытирали ноги?
— Да — там, где об нас тридцать лет вытирали ноги! А об вас что вытирают? Мокасины?
Мы сцепились, покатились по песку, но в самый напряженный момент внезапно заснули.
Проснулись мы ранним, свежим утром. Над океаном поднималось огромное солнце.
— Ну, давай... Тоску по родине! Говори, как все тебе здесь противно! А иначе снова за границу не пустят! — куражился Егор.
— А где, кстати, рация твоя?
Егор дико огляделся.
— Ты, что ли, взял, идиот?
— На хрена она мне нужна?
— Нет, серьезно!
Мы перелопатили весь песок, сидели, утирая пот: я — горячий, Егор — холодный.
— Начал свою мерзкую работу, да? — скривился Егор.
— Да что ты... когда я мог? В обнимку же спали!
— Наверное, крабы утащили.
— А на хрена крабам рация?
— Нашим крабам не нужна — а вашим...
— Уже и крабов начал делить?
— А как же!
Тут, кстати, на песок выполз отвратительный краб — мы, скрючившись, стали пристально глядеть в налитые его глаза.
— Типичный твой!
— Нет уж! Типичный твой! Глазки, как у тебя.
— А ручонки загребущие, как у тебя.
Краб злобно защепил Егора за нос — тот с трудом его оторвал, отбросил, торжествующе закричал:
— Ну? Что я говорил?
— Да-а... похоже, что это мой! Марш на место! — приказал я.
Краб, поспешно пятясь, скрылся в воде. Я, честно говоря, был смущен.
— Может, просто пьяный?
— Как же! «Просто»! — Егор гордо поднял свой нос с синяком.
— Да, — проговорил я, — первое столкновение закончилось не в твою пользу.
— Это почему же? — встрепенулся Егор.
Я кивнул на его синеющий нос.
— Зато все человечество видит, какие бесчеловечные методы применяете вы! — он задрал нос еще выше.
Да, это действительно! Я приуныл. Бесчеловечные методы мы применяем! Может, от крабов и нельзя требовать человечности — но все же...
Я прикоснулся к носу Егора.
— Больно?
— А ты думал как?
Я вбежал в каюту к дремлющему Феофану.
— Крабов больше не использовать!
Он с удивлением посмотрел на «краба» — герб на фуражке, потом на «краба» (как он называл свою пятерню):
— А что такое?
— Совсем распоясались! Тут — укусили нос... одному... утащили рацию!
— Какую рацию?! — он широко открыл один глаз.
— Да тут... я оговорился... я имею в виду — лоцию.
— Лоция — вот она, — Феофан кивнул на полку.
— Здесь, да... Ну, хорошо! — я вытер пот со лба.
Феофан все с большим изумлением смотрел на меня.
— Нажрался, что ли, с утра? — радостно вскричал он.
— Да... точно... как ты догадался?! — обрадовавшись спасительной формулировке, пробормотал я.
— Ну так давай поправимся!
— Давай!
Дверь вдруг распахнулась резким ударом, и вошел Егор с сизым носом.
— С утра пьете, да?
— А тебе завидно, что ли? — проговорил Феофан. Потом спросил у меня. — А это кто?
— А это... чечеточник один. Должен был мир покорять, а вместо этого заперся в каюте, и...
— Фамилия?! — вдруг рявкнул Феофан.
Егор вдруг назвал фамилию «чечеточника», который действительно закрылся в каюте, и...
Я чувствовал себя ужасно! Выдать одного чечеточника за другого! Но что делать? Не выдавать же друга, попавшего (я надеюсь, временно) в тяжелое положение?
— Садись, выпей.
— Я не пью! — проговорил Егор.
— Я вижу, как ты не пьешь, по носу твоему! — добродушно проговорил Феофан, наливая ему.
Егор выпил и сник. Он то гордо поднимал свою голову, то ронял. Дверь вдруг распахнулась, и вошел настоящий чечеточник.
— У вас тут, говорят, наливают?
Феофан, справедливо считая пьянство лучшей формой изучения обстановки, налил и ему.
— А это кто? — спросил он у меня.
— ...Забыл! — проговорил я. — Лицо, вроде, знакомое... а так — забыл.
— Да и мне, как погляжу, лицо знакомое! — сощурился он.
Потом мы спели несколько песен, потом между Егором и чечеточником завязался спор.
— Я чечеточник!
— Нет, я!