Любовь в Серебряном веке. Истории о музах и женах русских поэтов и писателей. Радости и переживания, испытания и трагедии…

Люди простодушные, искренне радовались появлению «рыхлых драчен» в литературном пространстве. Люди более искушенные и циничные отпускали по поводу крестьянских поэтов язвительные замечания. Зинаида Гиппиус, бывшая на заседании Религиозно-философского общества, где в числе прочих выступали Клюев и Есенин, позже записала в дневнике: «Особенно же противен был, вне программы, неожиданно прочтенный патриото-русопятский „псалом“ Клюева. Клюев – поэт в армяке (не без таланта), давно путавшийся с Блоком, потом валандавшийся даже в кабаре „Бродячей Собаки“ (там он ходил в пиджачной паре), но с войны особенно вверзившийся в „пейзанизм“. Жирная, лоснящаяся физиономия. Округлый, трубкой. Хлыст. За ним ходит „архангел“ в валенках {вероятно, Гиппиус имела в виду Есенина. – Е. П.}. Бедная Россия. Да опомнись же!».

Знакомство с Императорской семьей

12 января 1916 года в Москве великая княгиня Елизавета Федоровна, старшая сестра императрицы, жена великого князя Сергей Александровича, генерал-губернатора Москвы и дяди императора, пригласила в свою московскую резиденцию членов Общества возрождения художественной Руси – Васнецова, Нестерова, Есенина и Клюева, послушала их стихи и подарила Есенину и Клюеву «по экземпляру Евангелия и образки с изображением иконы Покрова Пресвятой Богородицы и святой Марфы и Марии». Позднее, в день именин Есенина, Елизавета Федоровна сделает ему особый подарок – подарит икону преп. Сергия Радонежского, в честь которого его назвали.

Знакомство с великой княгиней оказалось очень кстати. В апреле 1916 года Есенина призывают в армию. И во время войны, которую тогда в России называли Второй Отечественной, он попал в Царскосельский военно-санитарный поезд № 143 Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны, причисленный к Лазарету их императорских высочеств великих княжон Марии Николаевны и Анастасии Николаевны в Царском Селе. Несколько раз Есенин принимал участие в концертах для раненых в трапезной Федоровского собора, был представлен императрице и читал ей свои стихи. Александра Федоровна сказала, что стихи красивые, но грустные. Есенин ответил ей, что такова вся Россия и попросил у императрицы позволения посветить ей цикл в новой книге «Голубень». Об этом случае рассказывает со слов поэта один из его знакомых Г. Иванов и добавляет: «Теперь даже трудно себе представить степень негодования, охватившего тогдашнюю «передовую общественность», когда обнаружилось, что „гнусный поступок“ Есенина не выдумка, не навет „черной сотни“, а непреложный факт.

Рассказывал Есенин и о тайных встречах с великой княжной Анастасией, о том, как он читал ей стихи, как они гуляли по саду, целовались. Как Анастасия носила ему на задний двор сметану в горшочке и они ели эту сметану одной ложкой поочередно. Звучит как выдумка, хвастовство, простого парня, „залетевшего в царские хоромы“. Но слушателям и рассказчику эта история нравилась.

А вот что уже точно не выдумка: 22 июля 1916 года на концерте в честь дня рождения великой княжны Марии Сергей Александрович прочел только что написанные стихи.

В багровом зареве закат шипуч и пенен,
Березки белые горят в своих венцах.
Приветствует мой стих младых царевен
И кротость юную в их ласковых сердцах.

Где тени бледные и горестные муки,

Они тому, кто шел страдать за нас,
Протягивают царственные руки,
Благословляя их к грядущей жизни час.

На ложе белом, в ярком блеске света,

Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть…
И вздрагивают стены лазарета
От жалости, что им сжимает грудь.

Все ближе тянет их рукой неодолимой

Туда, где скорбь кладет печать на лбу.
О, помолись, святая Магдалина,
За их судьбу[59].

Большевик? Имажинист!

Стихи о «младых царевнах» написаны в 1916 году, а 20–23 июня 1918 года Сергей Александрович пишет цикл «Иорданская голубица», где среди стихов, наполненных евангельскими мотивами, есть и такое:

Небо – как колокол,
Месяц – язык,
Мать моя – родина,
Я – большевик.

Ради вселенского

Братства людей
Радуюсь песней я
Смерти твоей.

Крепкий и сильный,

На гибель твою
В колокол синий
Я месяцем бью.