Любовь в Серебряном веке. Истории о музах и женах русских поэтов и писателей. Радости и переживания, испытания и трагедии…

Впрочем, советские литературоведы рекомендовали читателям относиться к этому признанию с осторожностью, не верить поэту на слово, не проявлять «наивность и неоправданность, зачисляя Есенина в большевики в ленинском понимании этого слова». «Не воспринимая революцию конкретно, – пишет критик, – не понимая истинных ее целей и не видя ее движущих сил, Есенин не мог и воплотить ее в конкретных поэтических образах. Поэтому она и представляется ему то светлым гостем, то Назаретом, то Спасом, или Отчарем, а ее конечные цели – земным мужицким раем»[60].

В самом деле – возможна ли такая эволюция быстрая точки зрения всего за год? Вполне. Особенно, если прежние убеждения были не искренними, конформистскими, да и новые являются данью моде или приняты для достижения каких-то целей. Так ли это было в случае Есенина?

Конечно, «последнюю правду» мы могли бы узнать только у него, если бы застали его при жизни и он вдруг захотел бы с нами откровенничать. Чувствовал ли он духовный подъем, принимая икону из рук великой княгини Елизаветы Федоровны, и горевал ли, узнав о ее по-настоящему мученической кончине? (В июне 1918 г., как раз в те дни, когда Есенин писал «Я – большевик…», Елизавету Федоровну вместе с несколькими великими князьями живой сбросили в шахту Новая Селимская под Алапаевском. Вероятно, она прожила еще несколько дней и пыталась оказывать помощь своим товарищам по несчастью. Поэт, безусловно, не мог не знать о казни Елизаветы Федоровны, а также о гибели царской семьи. Что он чувствовал, услышав о смерти «младых царевен»? Или они были для него всего лишь ступеньками в поэтической карьере и персонажами занимательных и веселых историй? Был ли искренен, когда писал: «Я – большевик…»? Но «последней правды» мы, конечно, никогда не узнаем, и, может быть, не так она и интересна.

Но как произошла перемена на внешнем уровне? На уровне высказываний, и главное – творчества?

До февраля 1917 года Есенин никаких симпатий к революционным идеям, и тем более к программе партии большевиков, не высказывал. Его идеал, скорее, можно было описать как патриархальную утопию христианского толка.

На период Февральской революции Есенин уехал в Константиново, потом вернулся в Петроград, где его в прежней компании (Клюев, Орешин) встретил Рюрик Ивнев[61]. Он вспоминает: «Первым ко мне подошел Орешин. Лицо его было темным и злобным. Я его никогда таким не видел. – Что, не нравится тебе, что ли?

Клюев, с которым у нас были дружеские отношения, добавил:

– Наше времечко пришло.

Не понимая, в чем дело, я взглянул на Есенина, стоявшего в стороне. Он подошел и стал около меня. Глаза его щурились и улыбались. Однако он не останавливал ни Клюева, ни Орешина, ни злобно одобрявшего их нападки Клычкова. Он только незаметно для них просунул свою руку в карман моей шубы и крепко сжал мои пальцы, продолжая хитро улыбаться.

Мы простояли несколько секунд, потоптавшись на месте, и молча разошлись в разные стороны.

Через несколько дней я встретил Есенина одного и спросил, что означал тот „маскарад“, как я мысленно окрестил недавнюю встречу. Есенин махнул рукой и засмеялся.

– А ты испугался?

– Да испугался, но только за тебя!

Есенин лукаво улыбнулся.

– Ишь как поворачиваешь дело.

– Тут нечего поворачивать, – ответил я. – Меня испугало то, что тебя как будто подменили.

– Не обращай внимания. Это все Клюев. Он внушил нам, что теперь настало «крестьянское царство» и что с дворянчиками нам не по пути. Видишь ли, это он всех городских поэтов называет дворянчиками.

– Уж не мнит ли он себя новым Пугачевым?

– Кто его знает, у него все так перекручено, что сам черт ногу сломит…»

Однако вскоре «народные поэты» поняли, что сейчас не время шататься по улицам. И вот уже Иванов-Разумник пишет Андрею Белому: «Кланяются Вам Клюев и Есенин. Оба – в восторге, работают, пишут, выступают на митингах». Сам же Есенин в автобиографии (1923 г.) вспоминает, что в дни революции «работал с эсерами не как партийный, а как поэт. При расколе партии пошел с левой группой, в октябре был в их боевой дружине».

В мае 1917 года Есенин публикует в газете «Дело народа» поэму «Товарищ», посвященную жертвам Февральской революции.

Но вот под тёсовым
Окном —
Два ветра взмахнули
Крылом;

То с вешнею полымью

Вод
Взметнулся российский
Народ…

Ревут валы,

Поет гроза!
Из синей мглы
Горят глаза.

За взмахом взмах,

Над трупом труп;
Ломает страх
Свой крепкий зуб…

Среди погибших за революцию оказывается и… Иисус Христос.