Любовь в тридевятом царстве

Раздаётся звон разбитого стекла и крик ассистентки: «Ой, мамочки!». Шемаханская от греха подальше быстренько прячется за занавеской. В кабинет стремительно влетает матушка Пелагея с кочергой наперевес, озирается и, никого не увидев, грозит:

И в какие бы астралы ни пытались вы бежать,

Я из-под земли достану и заставлю отвечать.

Шемаханская чихает из-за занавески, невольно выдав себя, но выходить так и не решается. Пелагея не без злорадства продолжает:

Что, не прибрано в астрале? Запылился мир иной?!

Так никто и не желает побеседовать со мной?

Коль угли в аду пылают, что не тронешь их рукой,

Их обычно извлекают вот такою кочергой… (тянется кочергой к занавеске, откуда чихнула Шемаханская)

Шемаханская (по-прежнему из-за занавески):

Попрошу без хулиганства! Я со страху чуть жива.

С чем желает разобраться возмущённая вдова?

Пелагея:

Бить не буду. Вылезай уж с преисподни напрямик.

Только, если не исправишь, овдовеет твой мужик,

Если сам уже не сгинул от злодейства твоего.

Он, поди, уж кони двинул или стал совсем того.

Ты, похоже, не выносишь натуральных мужиков —

Шёл к тебе нормальный хлопчик, а ушёл-то вон каков!

Что за зельем опоила ты сыночка моего?

Шемаханская (высунула голову):

Что ты тут нагородила? Не поила я его!

По заказу продала я чудодейственный бальзам,

Но и думать не могла я, что он сдуру выпьет сам!

Пелагея:

Ой, смотри – сама невинность, не сама давала пить,

И кого ж ты покусилась этой дрянью отравить?

Шемаханская:

Не во всём я виновата, он же сам того хотел,

Ведь невесту-то засватать по-людски он не сумел.

Вот решил прибегнуть к чарам, чтоб к себе её привлечь,

И за деньги, не задаром, попросил, мол, обеспечь

Мне её благоволенье, чтоб забыла про других,

Чтоб по щучьему веленью стал он лучший ей жених.

Я его предупреждала, отговаривала аж,

Только толку было мало, он вошёл буквально в раж:

Не поможешь, мол, жениться на певице золотой,

Я ведь, может так случиться, что-то сделаю с собой!

Я вздохнула, согласилась – что же парню пропадать,

И настойку предложила не ему, а ей давать

По утрам по сорок капель и в обед, и перед сном.

Чтобы это всё обтяпать, надо же проникнуть в дом.

Что проникнуть – поселиться, чтоб три раза в день давать,

Вряд ли б смог он изловчиться, чтоб дневать и ночевать

У прославленной певицы, что его не хочет знать.

Не могло того случиться, если логику включать!

Вот на это был лукавый мой коммерческий расчёт,

Что претензий не предъявит, если номер не пройдёт.

А сумеет исхитриться невозможное свершить,

Значит, сможет и жениться, значит, так тому и быть.

Но мне в ум не приходило, что он выпьет это сам,

Ведь настой волшебной силы, он рассчитан-то на дам!

Я ж про это говорила, объясняла – и вот вам:

Дурачка перекосило, потянуло к мужикам.

Не пойму я, чем он слушал, ведь расписку даже дал,

Что инструкцию изучит, что все правила принял.

Пелагея (сконфуженно смотрит на протянутую Шемаханской расписку):

Что случилось, то случилось – выпил дурачок зелья.

А теперь, скажи на милость: а исправить-то нельзя?

Шемаханская (задумчиво):

Этот случай невезучий в моей практике впервой.

Сколько выпил?

Пелагея: Всю стекляшку!

Шемаханская: Слава Богу, что живой!

Пелагея (встревожена):

Что ж теперь – такой навеки? И не вправится в уме?

Шемаханская:

Есть резервы в человеке, неизвестные и мне.

Раз не помер и не слёг он, может, всё само пройдёт.

Пелагея:

И каким же это сроком – день, неделя, месяц, год?

Шемаханская:

Не пытай меня, не знаю, не видала я таких,

Ничего я не скрываю: вот состав из трав одних.

Если хочешь, то Ивана проведи по докторам.

Я препятствовать не стану и рецепт настоя дам.

Действие шестое

Сказительница Матрёна:

Не сердясь на ворожейку, на недавнюю злодейку,

Воротилась мать домой. Эх, беда – хоть волком вой!

День прошёл – хоть пропади, вечер тоже позади.

Ночь проёрзала, не спавши, кое-как утра дождавши,

Только петухи пропели, соскочила мать с постели.

Окропив святой водою, пригрозив сковородою,

Согнала сынка с печи и поволокла лечить

По дороге всем известной, ведь для жителей окрестных

Словно свет сошёлся в клин – доктор местный был один.

Как пораньше не спешили, всё же их опередили,

От порога до ворот всё болезный был народ.

Но измученная мать очередь не стала ждать,

Всех убогих растолкала, благим матом заорала.

Пелагея:

Помогите! Отравили! Чуть сыночка не убили!

Дали яду полный рот – ой, того гляди, помрёт!