Любовь вслепую

В своей жизни я не единожды вляпывалась в дерьмо, но еще никогда оно так сильно не пахло. Пробираться к низине сквозь чужие огороженные приусадебные участки было пыткой. Здесь не было тропок; жерди заборов слишком узкие, заостренные на концах. У некоторых по ограде шел ток – хорошо, что я ощущала его раньше, чем касалась пальцами железа. В любой момент хозяин дома, чью территорию я пересекала, мог поднять тревогу, панику, и тот фургон прибыл бы быстро. Все никак не темнело. Я впервые мысленно обозвала солнце «еб№чим». Любое место в Кирстауне просматривалось, как на ладони, – лафа для полиции. Когда со стороны дороги послышалось много голосов, когда взревел мотор, я упала в высокую траву.

В этой самой траве мне удалось дождаться, когда станет чуть темнее. И было принято решение добраться до той стороны низины, где снова горели огни, но уже других улиц. Сколько раз в жизни я замечала, что увидеть огни и добраться до них – совершенно разные понятия. Мой путь все никак не заканчивался.

«Я не знаю его адрес… Ни номера дома, ни номера телефона… Но знаю имя…»

Если повезет найти телефонную будку, а в ней справочник, у меня появится шанс связаться с Эггертом. Правда, ни одной монеты, даже самой мелкой. Мысль о том, что опять придется воровать, заставила мой рот скривиться.

Жаль, что не все пошло хорошо и гладко. Наверное, я, привыкшая к тому, что легко никогда не бывает, изначально ждала чего-то подобного. Откуда только чувство, что болото, в которое ступила моя нога, окажется жаднее и глубже?

Пыталось не поддаться панике сердце, но отчетливо пахло трясиной. Не снаружи, но внутри меня.

*****

В незнакомые мне кварталы, видно, далекие от центра, я выбралась, когда совсем стемнело. Улицы здесь были уже, дома сделались ниже, проще. Куда-то струйкой стекался разодетый в вечерние наряды молодняк – видимо, в клуб. Издалека звучала приглушенная музыка, метрах в ста виднелся конец живой очереди.

Я остановила вопросом первого, кто попался мне на пути, – парня нетрадиционной ориентации. Парень этот шагал так разнузданно, будто был накачан гелием или попросту не имел мозга, – судя по выражению лица, его ничто на этом свете не тяготило. Розовый костюм в блестках, обесцвеченные, хаотично уложенные волосы, мечтательное выражение голубых глаз, пухлогубая улыбка.

– Простите, где-то здесь имеется телефонная будка?

– Будка?! Вы что, милочка, будками мы перестали пользоваться еще три года назад, у всех мобилки, – из вычурного, украшенного стразами кармана появилась плоская трубка сотового. Незнакомец рассматривал меня со смесью любопытства и неприязни, особенно мой «наряд».

– Ладно, будки… А справочники телефонные остались? Можно ли найти номер человека по имени?

– Еще чего! – обесцвеченный картинно закатил глаза. – Щас бы каждый… (мудила – мне показалось, он хотел произнести именно это слово) …пройдоха находил бы меня по имени. Конечно, нет. Все базы закрыты, мы за приватность!

– А в сети?

Может, где-то поблизости есть интернет-кафе? Денег, конечно, нет, придется что-то придумать.

– И в сети тоже. Вы не местная, что ли? Здесь люди не любят, когда их беспокоят.

Я заметила. Сжала зубы, поняла, что мой «путь домой» будет сложным.

– Тогда как?

– Никак. И слава Богу! – взгляд голубых глаз переполз на мой висок и сделался уже вовсе неприязненным. – Вы знаете, что в «Лилии» ваше родимое пятно можно свести лазером? И недорого, между прочим…

Вот же козел. Чтобы не вдарить ему в глаз, я просто зашагала в противоположную от клуба сторону. Если затею драку, привлеку внимание, а врезать наглецу хотелось. Вот бы сейчас каждый гад рассуждал о моем родимом пятне. Между прочим, в Третьем никто не позволил бы себе подобного хамства, зная, что в ответ получит неприятную реакцию.

Ладно, первая неудача – это еще не проигранная партия. Я храбрилась, хотя внутри было стыло. Здесь всё было не так, как в Дэйтоне, все не такие. Казалось, никому нет до тебя дела, социум даже внутри Кирстауна жестко поделен на классы. И классификация тебя как личности зависела исключительно от размера кошелька и от того, во что ты одет. Кошелька у меня не было вовсе, одета я была плохо. Мой рюкзак в доме Эггерта.

«Кто любит помогать неимущим или попавшим в беду? – размышляла я на ходу, прикидывая дальнейший порядок действий. – Бабушки, конечно». Люди пенсионного возраста становятся более терпимыми, понимая, что жизнь длинна и трудна, что деньги решают не все. Что главное – душа. Не все, конечно, к подобным выводам приходят, но среди немногочисленных прохожих я выискивала глазами именно бабушку.

«Они доверчивы…»

Дошла до светлой двери – выхода из магазина с яркой вывеской над входом (магазин был продуктовым), – наткнулась на немолодую женщину с высокой прической.

«Сколько ей? Шестьдесят? Шестьдесят пять? Пойдет…» Одежда недорогая, но аккуратная.

– Простите, – обратилась негромко, кутаясь в кофту и капюшон, – вы мне не поможете?