— Мой дорогой Эндрю! Вам следует пойти с нами.
Мы хотим вам кое-что показать.
—
Что именно?
356
—
Сейчас все увидите. Вы будете заинтригованы,
обещаю вам.
Эндрю Крейтон поднялся и прошел за ними. Он был
до крайности озадачен и раздражен, не получив
немедленного разъяснения. Когда они вышли во двор,
Эндрю остолбенел, не веря собственным глазам...
Флеминг хихикнул:
—
Кажется, мой дорогой английский друг, у нас
сегодня гости.
23
Если Эндрю был вне себя от ужаса, что Энн
отравлена, то в не меньшей степени был поражен
Донован, когда ему принесли весть об отравлении жены.
В первый момент он не понял, о чем ему говорят, и на
бесконечное, тягостное мгновение решил, что Кэтрин
умерла. Он бросился к ней, чувствуя, как переполняет
его ярость. Непреодолимое желание убить виновного
жгло его душу. Когда он добежал до комнаты, где
женщины завтракали, Мэгги уже была на руках у
короля, а вокруг Кэтрин и Энн беспомощно суетились
служанки. Растолкав их, Донован подбежал к Кэтрин,
бессильно прислонившейся к дверному косяку, и увидел
ее белое лицо и мелкие капельки пота на лбу. Обхватив
себя руками и стиснув зубы, она раскачивалась от
нестерпимой муки, пронзившей ее тело.
Энн, такая же бледная, сидела на стуле и дрожала,
охваченная ужасом. Лекарь сказал, что они выпили
слишком мало для того, чтобы умереть на месте; но,
может быть, они умрут не сразу, а медленно?
— Кэтрин! — выдохнул Донован.
357
Жена с трудом подняла к нему глаза, в которых
впервые в ее жизни отразился неподдельный страх.
Донован сразу же распознал его и был потрясен. Он не
даст ей умереть! Не позволит! Не может позволить!
Подхватив жену на руки, он пронес ее по коридорам в
свою комнату и положил на кровать, заботливо опустив
голову на подушки. Сознание лихорадочно работало.
Чем помочь Кэтрин, как избавить ее от страданий,
написанных на ее лице?
Донован велел приготовить теплый раствор соды,
чтобы вызвать у нее рвоту: ему никто не сказал, что при
помощи лекаря она уже очистила желудок. Схватив
шерстяное одеяло, он укутал им бьющуюся в ознобе
жену, а сам лег рядом, пытаясь согреть ее теплом своего
тела. Прислуге он приказал удалиться: допустить, чтобы
кто-то посторонний стал свидетелем смерти Кэтрин, он
не мог.
Женщина тихо застонала, и в тишине комнаты этот
звук прогремел для Донована как раскат грома.
—
Кэтрин... Кэтрин, любимая, ты меня слышишь?
—
Да,
—
прошептала
она,
испуганная
непривычной дрожью в его голосе.
—
Ты выпила весь кубок вина?
—
Нет.
—
Сколько ты выпила?
Кэтрин судорожно вздохнула от очередного приступа
рези в желудке.
Донован еще крепче обнял ее.
—
Кэтрин, ты должна мне ответить. Сколько ты
выпила?
—
От силы... глоток... может быть, два.
358
В душе Донована вспыхнула надежда. Если так, он
должен бороться за ее жизнь.
—
Слушай внимательно, Кэтрин, — сказал он
настойчиво, твердо и ласково беря жену за руку. — Мы
еще сразимся со всей этой дрянью, ты и я, и обязательно
возьмем верх. Ты не умрешь. Я этого не допущу. Но ты
должна делать все, что я тебе скажу.
Чуть
приоткрыв
глаза,
Кэтрин
старалась
сосредоточить взгляд на лице мужа и понять смысл
того, о чем он говорит.
—
Я... я попытаюсь.
Кэтрин была во власти страха и боли, но над ней
возвышалась широкоплечая фигура Донована, и она
потянулась к нему как к последней надежде. Он обтер с
ее тела ядовитую испарину, снова завернул в одеяло,
прилагая все усилия для того, чтобы не дать жене
провалиться в смертную дрему: несмотря на все стоны и
попытки сопротивления, Донован поставил Кэтрин на
ноги и, поддерживая под руки, заставил пройтись
несколько раз по комнате.
Так
прошло
несколько
часов,
и
Донован
почувствовал, что к жене начинает возвращаться
жизненная энергия, голос становится громче, слова
более осмысленными; только тогда он позволил ей лечь
в кровать.
Кэтрин впала в тяжелый и беспокойный сон, а он,
бодрствуя, остаток дня и ночь провел у ее постели. Всю
ночь Кэтрин спала, и Донован с облегчением видел, как
на щеки ее возвращается румянец, а дыхание
выравнивается. К утру опасность миновала, и тогда
Донован раздел ее и скользнул под одеяло рядом с ней.
Обвив жену руками, он неотрывно думал о том, что
359
стоял на шаг от того, чтобы навсегда потерять ее. Какое
значение имело, любила она его или нет, любила или
нет Эндрю; все это отступило назад, потому что она
была его женой, и он не мог позволить ей уйти из
жизни. Чего-чего, а уж пресности и скуки в их
совместной с Кэтрин жизни не было, нет и быть не
может, с мрачным юмором подумал Донован. Он
подумал и о детях, которые у них родятся, и мысль эта
необычайно взволновала его: это будут чудесные дети,
если им будут даны хотя бы половина ума и храбрости
их матери.
Странно, но, по мере того, как тревога за жизнь
Кэтрин отступала, у Донована начала кровоточить
старая душевная рана: его жена и Эндрю, английский