Любовник леди Чаттерли

But early in 1918 Clifford was shipped home smashed, and there was no child.	Нов начале 1918 года Клиффорда привезли домой, что называется, еле-еле душа в теле. Детей ждать не приходилось.
And Sir Geoffrey died of chagrin.	Сэр Джеффри не вынес горя и умер.
Chapter 2	2
Connie and Clifford came home to Wragby in the autumn of 1920.	Осенью 1920 года Конни и Клиффорд вернулись в Рагби.
Miss Chatterley, still disgusted at her brother's defection, had departed and was living in a little flat in London.	Сестра Клиффорда так и не простила ему "предательства" и поселилась в Лондоне, в маленькой квартирке.
Wragby was a long low old house in brown stone, begun about the middle of the eighteenth century, and added on to, till it was a warren of a place without much distinction.	Усадьба Рагби - старый приземистый и долгий дом, сложенный из песчаника, - стояла давно, с середины восемнадцатого века. С той поры к дому все лепились и лепились бесчисленные пристройки, и теперь дом являл собою скорее муравейник, нежели дворянское гнездо.
It stood on an eminence in a rather line old park of oak trees, but alas, one could see in the near distance the chimney of Tevershall pit, with its clouds of steam and smoke, and on the damp, hazy distance of the hill the raw straggle of Tevershall village, a village which began almost at the park gates, and trailed in utter hopeless ugliness for a long and gruesome mile: houses, rows of wretched, small, begrimed, brick houses, with black slate roofs for lids, sharp angles and wilful, blank dreariness.	Стояла усадьба на всхолмлении посреди дубравы, но прямо за ней, увы, дымила и чадила огромная труба - там уже главенствовала шахта Тивершолл, а у подножья холма, прямо от усадебных ворот начиналась деревня, тоже Тивершолл - тонувшая в сыром мареве. Собственно деревушку составляли унылые и безобразные домишки, разбросанные там и сям на добрую милю. Тесные, убогие, прокопченные дома из кирпича, крытые почерневшим шифером. Фасады их напоминали искаженные безысходной злобой лица.
Connie was accustomed to Kensington or the Scotch hills or the Sussex downs: that was her England.	Конни была более привычна к другой Англии: к Кенсингтону, к горам Шотландии, к долинам Сассекса.
With the stoicism of the young she took in the utter, soulless ugliness of the coal-and-iron Midlands at a glance, and left it at what it was: unbelievable and not to be thought about.	Но и чудовищно бездушное уродство шахтерского "сердца Англии" приняла с присущими всем молодым твердостью и решимостью. Приняла сразу. Взглянула и решила - точно отрезала: и лучше об этом и не думать, хотя такое и в страшном сне не приснится.
From the rather dismal rooms at Wragby she heard the rattle-rattle of the screens at the pit, the puff of the winding-engine, the clink-clink of shunting trucks, and the hoarse little whistle of the colliery locomotives.	Из тоскливых усадебных покоев ей было слышно, как лязгают огромные сита на сортировке, как тяжко вздыхает и отдувается подъемник, как громыхают вагонетки, как хрипло в изнеможении гудят шахтовые паровозы.
Tevershall pit-bank was burning, had been burning for years, and it would cost thousands to put it out.	Огонь уже долгие годы пожирал устье шахты Тивершолл, но погасить его - накладно.
So it had to burn.	Так и горел огромный факел денно и нощно.