Любовник леди Чаттерли

And when the wind was that way, which was often, the house was full of the stench of this sulphurous combustion of the earth's excrement.	А подует ветер в сторону дома (что не редкость), и усадьба наполнялась удушливой серной вонью испражнений Земли.
But even on windless days the air always smelt of something under-earth: sulphur, iron, coal, or acid.	Да и в безветренный день тянет чем-то подземным: серой, железом, углем и еще чем-то кислым.
And even on the Christmas roses the smuts settled persistently, incredible, like black manna from the skies of doom.	Даже розы, выращенные к Рождеству, каждый раз покрываются копотью, как черной манной с небес в Судный день. Глазам своим не поверишь.
Well, there it was: fated like the rest of things! It was rather awful, but why kick? You couldn't kick it away.	Увы, это так: здешний край обречен! Конечно, это ужасно, но стоит ли вставать на дыбы?
It just went on. Life, like all the rest!	Жизнь идет своим чередом, ее не остановишь.
On the low dark ceiling of cloud at night red blotches burned and quavered, dappling and swelling and contracting, like burns that give pain.	На низких полночных тучах загорались красные точки, играли огненные блики, то надувались пузырями, то лопались, как волдыри после ожога, оставляя непреходящую боль.
It was the furnaces.	То были шахтные печи.
At first they fascinated Connie with a sort of horror; she felt she was living underground.	Поначалу они завораживали и пугали Конни, ей казалось, что она живет в преисподней.
Then she got used to them.	Но обвыклась.
And in the morning it rained.	Почти каждое утро встречало ее нудным дождем.
Clifford professed to like Wragby better than London.	Клиффорд же во всеуслышанье заявлял, что Рагби ему больше по душе, нежели Лондон.
This country had a grim will of its own, and the people had guts.	В этом краю таилась своя угрюмая сила, жили крепкие, с характером, люди.
Connie wondered what else they had: certainly neither eyes nor minds.	А что еще, кроме характера, есть у этих людей, думала Конни. Ничего.
The people were as haggard, shapeless, and dreary as the countryside, and as unfriendly.	Пустые глаза, пустые головы. Люди под стать своей земле: изможденные, мрачные, безобразные, недружелюбные.
Only there was something in their deep-mouthed slurring of the dialect, and the thresh-thresh of their hob-nailed pit-boots as they trailed home in gangs on the asphalt from work, that was terrible and a bit mysterious.	А еще таилась страшная неразгаданность и в гортанном их говоре, и в шарканье тяжелых башмаков с подковками, когда тянулись по асфальтовой дороге с работы группы шахтеров.
There had been no welcome home for the young squire, no festivities, no deputation, not even a single flower.	Ни торжественной встречи, ни празднества по случаю возвращения молодого хозяина селяне не устроили. Никто не пришел приветить его, не принес цветов.