Любовница

С самого начала предполагалось, что в группе будут заниматься только сотрудники школы. Помню, в сентябре я прочитала на доске объявлений анонс. Его трудно было не заметить: маленькие фотографии известных писателей образовывали гигантский вопросительный знак после слов: «Интересуешься творчеством и хочешь попробовать свои силы?» У учеников были свои кружки и секции, но мы, взрослые, тоже нуждались в чем-то подобном. Просто так совпало, что занятия проходили на территории школы, а не где-нибудь еще, и в этом был свой практический смысл.

Сначала я лишь изредка посещала занятия группы. Я была безнадежно сосредоточена на Ральфе, а он — на мне, я думала, что коллеги догадываются о нашей тайне, особенно когда он читал свои стихи. Он всегда давал мне понять, что свою любовную лирику он сочиняет для меня. И была еще одна неловкость: я ничего не писала. Собственное творчество не являлось обязательным требованием, и я была не единственной, кто приходил на занятия просто послушать, но раз или два Ральф обращался к нам, призывая преодолеть страхи и решиться на какое-нибудь произведение. Однажды кто-то даже предложил импровизированный сеанс малой прозы. От одной мысли об этом меня бросило в жар от смущения.

К концу января я испугалась. Отношение Ральфа ко мне изменилось. Его сообщения стали заметно короче, и, если я писала ему, иногда он не отвечал часами, а случалось, и по несколько дней. Когда он приходил ко мне, я старалась доказать ему свою любовь. Покупала лучшую еду и самые дорогие вина, какие только могла позволить себе. После еды он сидел с осоловевшим взглядом на диване, и я массировала ему голову и плечи, стараясь снять напряжение. Похоже, и заниматься со мной любовью ему было уже не так интересно. Его мысли занимало что-то другое.

Я мучилась по этому поводу и в конце концов решила опять ходить на семинары, отчасти чтобы почаще видеться с ним, отчасти чтобы подчеркнуть, как я люблю поэзию, его страсть. Я не стала предупреждать его заранее. Хотелось увидеть выражение его лица, насладиться его удивлением, когда он заметит меня.

На первое после длительного перерыва занятие я оделась с особой тщательностью: выбрала свою лучшую юбку-карандаш и розовую блузку. Весь день в животе порхали бабочки, и мне приходилось делать усилия, чтобы сосредоточиться на уроках. Нервное возбуждение было как перед первым свиданием. Несколько раз я доставала телефон, чтобы все-таки отправить ему эсэмэску. И каждый раз в итоге убирала телефон обратно в сумку, посмеиваясь над собой. Я не умела устраивать сюрпризы — не хватало терпения, но этот решила довести до конца!

Когда прозвенел звонок с последнего урока, я не пошла в учительскую — задержалась в пустом классе. В воздухе пахло клеем и дезинфицирующими средствами, восковыми мелками и краской. Закрыв дверь, я прибралась в книжном уголке и вымыла столы после декоративно-прикладного искусства. Затем села проверять тетради третьего класса, дожидаясь, пока закончатся уроки в старшей школе и можно будет пойти на занятие.

Я заставила себя идти не спеша, чтобы прийти самой последней — обычно эта честь оказывалась Ральфу, как руководителю группы. Сердце бешено стучало, а волнение причиняло почти физическую боль. Напряжение было таким, будто ты ищешь кого-то спрятавшегося и знаешь, что в любой момент он может выскочить на тебя. Но была в этом волнении и приятная сторона. Я вспомнила, как в самый первый раз искала класс, где проходило занятие, и как Ральф, прервав чтение, окликнул меня, а затем с восторженным видом читал стихи мне и только мне.

Когда я наконец дошла и уже протянула руку, чтобы открыть дверь, я вдруг с ужасом поняла, что читает не Ральф. На краю учительского стола сидела блондинка, одетая в немыслимо короткую юбку, открывавшую бесконечно длинные ноги в туфлях на низком каблуке; ноги она поставила на стул перед ней. Ральф, сидевший рядом с ней, выглядел совершенно очарованным. Он смотрел на блондинку с восхищением, очень смахивавшим на обожание.

Я вошла в класс, он обернулся, но вместо ожидаемого восторга по его лицу промелькнула тень раздражения. Нетерпеливо указав мне на свободный стул, он снова повернулся к девушке.

Буквально упав на стул, я принялась критически рассматривать соперницу. Раньше мы точно не встречались. Кто она? Помощница учителя или студентка выпускного курса, временно заменяющая кого-то из учителей? Ее голос звучал громко и четко. Чистая кожа, не тронутая косметикой, казалась прозрачной. Ее руки, державшие листок со стихотворением, немного дрожали от волнения, притягивая взгляд к длинным пальцам с аккуратными ногтями. Никакого лака. Никаких колец.

Дочитав до конца, она опустила листок и обвела слушателей взволнованным взглядом огромных голубых глаз, слегка улыбаясь.

Ральф тут же поднял руки и захлопал:

— Браво!

Кое-кто поддержал его вялыми аплодисментами. А я лишь покачала головой, чувствуя крайнюю неловкость за его поведение. На занятиях группы не принято было аплодировать. Никто и никогда так не делал.