Люди Бездны

Я направился в темный угол, куда, как я заметил, подходили остальные, и обнаружил там воду. Потом я вернулся, чтобы расправиться с похлебкой. Кукуруза была жесткой, несоленой и горькой. Этот горький привкус, остававшийся во рту, показался мне особенно отвратительным. Я боролся мужественно, но тошнота пересилила, и мне удалось впихнуть в себя только несколько глотков похлебки с хлебом. Мой сосед съел свою порцию и мою, выскреб миску и стал бросать вокруг голодные взгляды в надежде еще чем-нибудь поживиться.

– Встретил земляка, и он угостил меня знатным обедом, – объяснил я.

– А я ничего не ел со вчерашнего утра, – ответил он.

– Как насчет табачку? – спросил я. – Служитель цепляться не будет?

– Нет, – ответил он. – Можешь не беспокоиться. Это лучшая ночлежка. Ты бы посмотрел, как в других. Обыщут тебя с ног до головы.

Миски были вычищены, и постепенно завязалась беседа.

– Здешний смотритель постоянно пишет о нас, негодяях, в газетах, – сказал человек, сидевший с другой стороны от меня.

– И что же он пишет? – спросил я.

– Да уж ничего хорошего; выходит, что все мы подлецы и дебоширы и не хотим работать. Повторяет старые бородатые истории, которые я слышал еще двадцать лет назад, да вот только своими глазами ничего подобного не видел. Последняя его статья была про негодяя, который вышел из ночлежки с хлебной коркой в кармане. А когда на улице показался благообразный пожилой джентльмен, этот мерзавец бросил корку в сточную канаву и попросил пожилого джентльмена одолжить ему трость, чтобы выудить ее оттуда. И тут старик дал ему шестипенсовик.

Этот старинный анекдот был встречен аплодисментами, и откуда-то из темноты послышался другой голос:

– Говорят, будто в провинции с харчами лучше. Как же. Я только что из Дувра, никаких харчей я там не видал. Там и воды-то не давали, не то что пожрать.

– А некоторые живут себе в Кенте и нигде не бродяжничают, – послышался другой голос, – вы бы видели, какие они стали жирные.

– Проходил я через Кент, – откликнулся первый голос, ставший еще злее, – будь я проклят, если видел там какие-нибудь харчи. Я уже давно приметил: есть такие типы, которые хвастаются, что всегда могут раздобыть себе пожрать, а как окажутся в ночлежке, так свою порцию похлебки слопают, да еще и на мою зарятся.

– Есть в Лондоне такие ловкачи, – подал голос человек, сидевший за столом напротив меня, – которые всегда могут набить живот в Лондоне, они и думать не думают болтаться по стране. Живут себе в Лондоне круглый год. И ночлега не ищут раньше девяти или десяти вечера.

Дружный хор выразил согласие с этим утверждением.

– Хитрые канальи! – произнес восхищенный голос.

– Уж это точно, – подхватил другой. – Куда уж нам. Такими нужно уродиться, скажу я вам. Эти умники с первого дня открывают дверцы кебов и продают газеты, как их мамаши и папаши до них. Тут нужна сноровка, мы бы с вами подохли с голоду на такой работенке.

И с этими словами хор выразил дружное согласие, как и с утверждением, что есть негодяи, которые круглый год живут в ночлежке и вдоволь едят хлеба и похлебки.

– Однажды я получил полкроны в Стратфордской ночлежке, – вступил новый голос. Тут же повисла тишина, и все приготовились слушать чудесную историю. – Нас троих послали колоть камень. Зима была, и холод стоял лютый. Двое других послали эту работу к чертям собачьим и ничего не делали, а я, наоборот, приналег, чтобы согреться. А тут пришли проверяющие, и те парни загремели на четырнадцать суток, а проверяющие, поглядев на мою работу, дали мне по шестипенсовику каждый, а было их пять человек, и потом отпустили на все четыре стороны.

Большинство этих людей, и даже, пожалуй, все они, не любят ночлежек и приходят сюда в случае крайней нужды. После такой «передышки» они могут два или три дня продержаться на улицах и затем опять возвращаются сюда, чтобы передохну́ть. Конечно, постоянные лишения подрывают их здоровье, и они понимают это, хотя и весьма смутно, но такой ход вещей столь привычен, что они едва ли тревожатся об этом.

Для бездомных бродяг главная проблема – найти место, чтобы поспать, это даже труднее, чем раздобыть еду. Дело тут в суровом климате и жестоких законах, хотя сами бездомные винят в своих бедах иммигрантов, приезжающих из-за границы, особенно поляков и русских евреев, которые занимают их рабочие места, соглашаясь на более низкую плату, и таким образом способствуют процветанию потогонной системы.

В семь часов нам велели помыться и отправляться спать. Мы сняли одежду, завернули ее в наши фуфайки, затянули свертки поясами и свалили на полки и прямо на пол – чудесный способ распространения паразитов. Затем по двое мы отправились в помывочную, где стояли две обычные ванны; я понимал, что двое перед нами уже мылись в этой воде, и в ней же будем мыться мы, и ее не поменяют для тех, кто был за нами. В этом я не сомневался, но я также вполне уверен, что все двадцать два человека мылись в одной и той же воде.