Люди среди людей

- Благодарю вас, сэр. Что вы теперь видите? Кустарник вдоль забора был не слишком густ, и, раздвинув ветки, Хавкин увидел… Впрочем, сначала он увидел только угол того переулка, что впадал в улицу прямо перед решеткой колледжа. Это был грязноватый и узкий переулок с вонючими сточными канавами по краям проезжей части. Хавкин никогда прежде не обращал внимания на его старые, тесно прижавшиеся дома и щербатую мостовую. Как и улица, переулок оставался пустынным. И в этом полном безлюдье как-то особенно страшно выглядели валяющиеся на булыжниках человеческие тела. Они именно валялись, брошенные, покинутые всеми. Тело старика, обернутое в белую материю, родственники, по всей видимости, несли на кладбище или на гхаты для сожжения. Что-то помешало им донести свою печальную ношу до конца. Труп вывалился из похоронных носилок, которые остались лежать тут же. Неподалеку от носилок смерть настигла еще одну жертву. Явно убитая выстрелом, на камнях лежала немолодая женщина-индианка. Хавкин видел лужу крови возле ее бока. Те трое на противоположной стороне нетерпеливо поглядывали на него. Они не могли рассмотреть это зрелище, не рискуя быть подстреленными так же, как эта женщина.

- Что вы там видите? - повторил маленький. - Она жива?

Хавкин молчал. Теперь он ясно представил себе, как разыгралась эта трагедия. Они несли тело старика, чтобы похоронить его. Солдаты потребовали справку и, получив отказ, открыли огонь. Это становится буднями города: узаконенная охота на родственников, не желающих представить документ от врача с указанием причины смерти покойного. Приказ о задержке похоронных процессий - один из бесчисленных приказов, которые перетрусивший губернатор Бомбея печет как блины, - должен якобы улучшить учет больных чумой. На деле получается как раз наоборот: население скрывает теперь не только больных (чтобы их не увозили в госпиталь), но и умерших.

Вдоль улицы прогремел еще один залп. В ответ индийцы из подъезда, не целясь, выстрелили куда-то вперед. Видно было, что они скверно владеют оружием. Когда стрельба утихла, Хавкин сказал очкастому:

- Она убита.

- Убита?! - Один из индийцев озлобленно рванулся из подъезда.

Дрожа от возбуждения и выкрикивая проклятия, он бросился навстречу солдатам. Товарищи силой втащили его обратно. Но парень, видимо, потерял от горя всякий страх. Он продолжал кричать, высовываться из-за укрытия и бестолково стрелять вдоль улицы. По выкрикам Хавкин понял: убита его мать. Двое других не успокаивали его. Они хмуро о чем-то переговаривались и только поглядывали, чтобы третий не вырвался на середину улицы. Постепенно он утих. Солдаты тоже притихли; время от времени они постреливали откуда-то издалека, но пойти на открытый штурм подъезда не решались. Долго это продолжаться, конечно, не может. В армии ее величества всегда найдется какой-нибудь слишком молодой или излишне преданный долгу капрал, который погонит отряд прямо под револьверные пули. Этих троих тогда попросту перестреляют.

- Постарайтесь перебежать улицу. Двор колледжа проходной.

Хавкин сам удивился, услышав собственный голос. Разве он не давал себе слова никогда не вмешиваться в подобные истории? В Индии на каждом шагу стычки, драки, междоусобицы: между мусульманами и индийцами, между правительственными войсками и восстающими племенами, наконец, просто между полицией и заводскими кули. Ученому трудно да и не к чему разбираться в битве чуждых страстей. Но на этот раз Хавкин явственно видит правых и виноватых. Опасность грозит парням вовсе не потому, что они злоумышленники. Опять эти «санитарные меры». Генерал Гетакр превратил их во всеобщее бедствие, равно ненавистное правительственному бактериологу Хавкину и рядовым бомбейским жителям. Нельзя допустить, чтобы солдаты убили этих юношей, вся вина которых состоит лишь в том, что они не хотят терпеть произвола.