Люди среди людей

…Уже издали Хавкин почувствовал: в лаборатории происходят чрезвычайные события. Он прибавил шаг. В тихом, заросшем густым кустарником углу двора, где обычно месяцами не звучало ни одного громкого слова, теперь происходила самая настоящая перебранка. Входная дверь, которую он запер перед уходом, была распахнута настежь. Три индийца стояли перед крыльцом и горячо объяснялись с его помощником Гуптой. Обе стороны яростно жестикулировали и, очевидно, не стеснялись в выражениях. Гупту, излишне любопытного и говорливого фельдшера, который охотно выдавал себя за врача, Хавкин не любил. Следовало бы давно избавиться от этого не чистого на руку болтуна. Но фельдшер обладал качеством, которым в значительной степени искупал свои недостатки. Как никто другой, он умел обращаться с чумными разводками. Ни одна колба или пробирка никогда не выскользнула из его цепких рук. В лаборатории, где малейшая неосторожность могла стоить жизни всем сотрудникам (да и не только сотрудникам), одному только Гупте доверялось разливать вакцину по бутылям и колбам и переносить большие сосуды с чумным ядом. Фельдшер чрезвычайно гордился своими опасными и ответственными обязанностями. Правильнее было бы сказать, что гордость его вообще не имела границ. Разговаривать с остальными техническими сотрудниками он считал ниже своего достоинства. А с некоторых пор даже распоряжения Хавкина стал выполнять неохотно. Вдобавок фельдшер любил напоминать о трудной и почетной своей службе, дабы начальник лаборатории и остальные не забывали о чрезвычайных его, Гупты, заслугах. Но на этот раз зазнайке пришлось, кажется, туго. Стоя на крыльце, Гупта явно из последних сил сдерживал натиск своих соотечественников. Спор достиг кульминации: от словесных выпадов обе стороны вот-вот готовы были перейти к действиям.

Приход начальника лаборатории изменил соотношение сил. Гупта сразу распрямился, стал даже как будто выше ростом и шире в плечах. Индийцы, наоборот, чуть отступили от крыльца и примолкли. Надменно поглядывая на них, Гупта с поклоном подошел к Хавкину:

- Эти люди, сахиб, позволяют себе требовать…

Хавкин жестом остановил его. Он и сам понимал, зачем при-тли и чего требуют эти люди. Позади двух незнакомых бородатых индийцев стоял тот молодой парень в белом тюрбане, что час назад стрелял из подъезда по солдатам. Решение пришло мгновенно.

- Пойдите в главный корпус, Гупта, и скажите декану, что занятие с врачами состоится. Я буду в аудитории, как всегда, ровно в девять тридцать.

Не беда, что декана еще нет в колледже: главное, избавиться сейчас от лишнего свидетеля. Бессмысленно доверять человеческую жизнь длинному языку этого болтуна. Гупта даже не взглянул на шефа. Обиженно волоча ноги, он двинулся через обширный двор колледжа, как будто его посылали на каторгу. Делать писцу замечание было некогда. Через пять минут, когда Гупта вернется назад, раненый и его родственники должны быть далеко.

Индийцы все поняли. Они молча смотрели в спину писца, пока он не скрылся за деревьями. Только после этого один из бородатых, очевидно старший, протянул ученому измятый конверт. Хавкин сунул пакет в карман: сейчас не до чтения. Быстро, почти бегом, миновал он коридор лабораторного домика, достал из кармана ключ. По дороге краем глаза отметил: в большой комнате пусто: слуги еще не пришли. Значит, можно позвать индийцев. Они двинулись следом, осторожно ступая босыми ногами по крашеному полу. Ключ долго не попадал в скважину. Один поворот. Другой. Хавкин нетерпеливо дернул дверь. Она не поддавалась. Похоже, что там, в комнате, кто-то крепко держал ее. Еще рывок. Рука ощутила упругость веревок, которыми дверь привязали изнутри. Он взглянул на часы. Добрая половина времени, отведенная на операцию, прошла. Индийцы испуганной и недоумевающей группкой сбились за спиной. Хавкин резко обернулся:

- Ну, что ж вы молчите? Скажите ему что-нибудь! Те разом загалдели:

- Саваркар! Саваркар!

Замолкли, прислушались. Пленник молчал. Умер? У Хавкина похолодело в груди. Но отчего? Рана ведь не опасная. Может быть, соскочил жгут? Кровотечение?

Постучали и покричали еще раз. Ни звука. Бездействие становилось невыносимым. Можно, конечно, обежать дом вокруг и влезть в окно. Но это потребует много времени, а его уже почти не остается.

Хавкин обеими руками ухватился за медную ручку, уперся в косяк ногой и с остервенением рванул дверь на себя. По ту сторону что-то хрястнуло, порвалось.