«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

Язык, используемый Таджуддином в выступлениях, требует отдельного исследования. Возможно, он сознательно добивается эффекта за счет смешения исламского и православного социолектов. Так, например, комментируя свое заявление, которое было интерпретировано журналистами как объявление джихада США, Таджуддин сказал следующее:

Я не отказываюсь от своих слов, потому что письменная фетва об объявлении духовной священной войны против антихриста мира – США и их союзников – принята не только мной, но и всем советом муфтиев Центрального духовного управления мусульман Святой Руси. Возмутились этим решением только те, кто получает зарплату в «зеленых», остальные все поддержали…[772]

Как можно видеть из этого короткого отрывка, исламское понятие «фетва» соседствует со «священной войной против антихриста»[773] и старым сленговым словечком «зеленые» (то есть доллары США).

Использование конструкта «Святая Русь» Таджуддином не должно вводить в заблуждение. Сравним, что понимают под «Святой Русью» муфтий ЦДУМ и патриарх Кирилл. Для Таджуддина Святая Русь – это халифат, где мусульмане мирно сосуществуют с православными и другими верующими:

Каждый человек, к какой бы религии и вере он ни относился, даже если верить не верит, он наместник Бога на земле, должен выполнить свое предназначение. Когда мы вместе, это и есть халифат. У нас этот халифат называется Святая Русь[774].

Что понимает под Святой Русью патриарх Кирилл, он недвусмысленно сформулировал в интервью телеведущему Дмитрию Киселеву на канале «Россия-2» 21 ноября 2009 г.:

Я думаю, Русь – это не «где», а в первую очередь «что». Русь – это система ценностей, это цивилизационное понятие. Конечно, это цивилизационное понятие, которое имеет свое географическое измерение. Когда мы говорим «Святая Русь», мы имеем в виду совершенно конкретную идею: идею доминанты духовного над материальным, идею доминанты высокого нравственного идеала. Собственно говоря, в этой традиции и был воспитан народ на том огромном евразийском пространстве, которое сегодня географически составляет юрисдикцию Русской Православной Церкви[775].

Через некоторое время Кирилл обозначил географические рамки Святой Руси: «…очень важно, чтобы сегодня отношения между Россией, Украиной и Беларусью строились таким образом, чтобы в полной мере учитывалась наша единая историческая общность, наша сопричастность единой Святой Руси»[776].

Как справедливо отмечает российский политолог А. М. Верховский, перед нами классическая декларация этнокультурного национализма, в которой ключевым культурным признаком, определяющим нацию, служит причастность к РПЦ. Формальной принадлежности к церкви при этом не требуется, достаточно находиться под влиянием порожденной церковью культурной традиции. Неслучайно патриарх использует в вышеприведенной цитате не вполне определенное понятие «сопричастность»[777].

На первый взгляд принципиального противоречия между интерпретациями понятия «Святая Русь», данными Таджуддином и Кириллом, нет, оба религиозных деятеля говорят о духовности. Но использование слова «халифат», имеющего в российском обществе (особенно в среде православных верующих) негативные коннотации, в связке со Святой Русью делает последнее понятие карикатурным. Неслучайно антиклерикально настроенные авторы обвиняют РПЦ в том, что она хочет построить в России православный «халифат»[778].

В этом же ряду можно рассматривать объявление в 2003 г. Таджуддином священной войны против США. Как и в случае с халифатом, исламское понятие «священная война» было использовано в совершенно ином контексте для придания большего эффекта сказанному[779]. Возникает ощущение, что Таджуддин осознанно выбрал эту стратегию.