«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

Хотя указ о создании ТМДП появился в 1794 г., фактически этот муфтият был учрежден только в 1831 г. 23 декабря 1831 г. (4 января 1832) было опубликовано «Положение о Таврическом магометанском духовном правлении и порядке отправления подлежащего ведению его дел». Официальное открытие ТМДП состоялось в ноябре 1832 г.[215] Вместе с тем будет несправедливо утверждать, что в период с 1794 по 1831 г. Духовное правление в Крыму не функционировало. Муфтии и заседатели рассматривали текущие вопросы, касавшиеся функционирования мечетей, мусульманских школ, выполнения верующими религиозных обрядов и др.[216]

В 1880‐е гг. ТМДП вступает в кризисный период своей истории. В 1883 г. большинством голосов выборщиков муфтием был избран не устраивавший Петербург кандидат. Результаты выборов были аннулированы, и после этого долгое время ДДДИИ препятствовал избранию муфтия. С 1891 г. муфтий и кади-эскер утверждались в должности императором по представлению министра внутренних дел «из магометан духовного звания или из магометан дворян, не имеющих сего звания»[217].

В истории Духовного собрания в Уфе также случались периоды, когда оно оставалось без муфтия. Но такие ситуации не приводили к системному кризису ОМДС, которое к середине XIX в. уже прочно зарекомендовало себя как учреждение, которое, с одной стороны, позволяло государству контролировать религиозную жизнь, а с другой – представляло мусульманское население империи в отношениях с властями[218]. Противодействие официальному духовенству со стороны движения абызов, которое не принимало идею указных мулл, было в значительной степени преодолено к 1820‐м гг., и большинство мусульман не оспаривали саму идею такого института, как муфтият. Однако у верующих имелось много вопросов к конкретным людям, занимавшим должность муфтия. Выбор императора не всегда совпадал с ожиданиями мусульман. В эпоху либеральных реформ Александра II у последователей ислама появилась возможность высказаться по вопросу о необходимости преобразований в сфере управления религиозными делами. На этом фоне все громче стали звучать голоса некоторых правительственных чиновников и православного духовенства, выступавших против самого института муфтията.

Критика института муфтията со стороны чиновников Синода, православного духовенства и миссионеров

С критикой институализации мусульманского духовенства в Российской империи выступали представители двух идейно противоположных лагерей: миссионеры и иерархи православной церкви, с одной стороны, и некоторые ‘улама’ – с другой. В глазах первых муфтият выступал инструментом консолидации мусульман и укрепления положения ислама в империи. Для части мусульманских религиозных деятелей Духовное собрание в Уфе представляло собой средство контроля государства над религиозной жизнью верующих. Парадокс состоит в том, что эти два критических взгляда не противоречили, а взаимно дополняли друг друга. Муфтият действительно задумывался и реализовывался как инструмент контроля над ‘улама’, а через них – и над всеми мусульманами, и он продолжал выполнять эту функцию вплоть до падения монархии в стране. Однако Духовное собрание в то же время выступало и как консолидирующий центр для татар, проживавших в европейской части страны и Сибири.

Опасения части церковных деятелей и околоцерковных авторов, вызванные самим фактом существования ОМДС, были во многом обусловлены страхом перед исламом и его последователями и порожденным этим страхом недоверием. Недоверие приводило, в свою очередь, к дистанцированию от мусульман.

Как справедливо отмечает Михаэль Кемпер, «христианская и мусульманская культура [в России XVIII–XIX вв. – Р. Б.] существовали в непосредственном соседстве, но порознь. Отсутствие интереса, правда, было обоюдным: русская общественность так же не определяла мусульманам никакого места или же в лучшем случае проявляла к ним ограниченное внимание»[219].

На это обращают внимание и другие исследователи истории ислама в Российской империи (Роберт Круз, Роберт Джераси и др.). В рассматриваемый период интерес к жизни мусульман проявляли в основном исследователи, православные миссионеры или правительственные чиновники, которым в силу служебных обязанностей приходилось иметь дело с мусульманскими подданными империи. Именно представители двух последних групп – миссионеры и бюрократы – иногда высказывали мнение о необходимости ограничить полномочия муфтията или даже полностью ликвидировать его как институт, угрожающий интересам российского государства[220].

Создание Духовного собрания в Уфе с самого начала было встречено православными авторами с подозрением и воспринималось как мера, способствующая укреплению ислама. Расширение полномочий ОМДС в XIX в. только усилило эти опасения. Например, автор статьи, красноречиво озаглавленной «Нужны ли для России муфтии?», писал: