«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

До учреждения этих муфтиев мохаммедане в России не составляли еще цельного, объединенного, обособленного государства в государстве, как ныне; органического единства между отдельными мохаммеданскими приходами и обществами еще не было, а каждый приход и каждая община составляли отдельный мирок, связь коего с прочими приходами и мохаммеданскими обществами основана была лишь на отвлеченных началах религиозного единомыслия… Установление такого порядка, вместо того чтобы привлечь к России сочувствие мохаммедан и способствовать сближению их с Русским государством и населением, в действительности лишь укрепило в мохаммеданах сознание их силы и самостоятельности, и придало энергию пропаганде их учения в среде местных русских инородцев…[221]

Некоторые православные авторы признавали, что создание ОМДС в конце XVIII в. было важным и необходимым шагом, но столетие спустя они более не видели необходимости в этом учреждении. Например, православный миссионер Н. И. Ильминский[222] писал в 1884 г. обер-прокурору Синода К. П. Победоносцеву:

Ни в Алкоране, ни в Шариате нет ему основания; русское муфтийство с магометанским собранием выдумала императрица Екатерина II по соображениям политическим и в свое время, без сомнения, основательным и полезным, по образцу православных архиереев с консисториями. Но власть архиерея ограничивается епархией, а уфимский муфтий является чем-то вроде патриарха… Знаете ли, мне что пришло в голову? Уничтожить уфимский центр, т. е. отменить существование уфимского магометанского собрания и муфтия, предоставив нынешнему муфтию Хаджи Тевкелеву доживать свой век в муфтийском сане. А все дела относительно испытания мулл, разводные и т. п. распределить по местным губернским правлениям, под высшим наблюдением департамента исповеданий[223]. А муллы, как специалисты шариата, будут участвовать в губернском правлении, о чем может быть составлена очень сносная инструкция[224].

Тезис, что муфтий является своего рода патриархом, встречается в текстах православных авторов и используется ими как аргумент, направленный против существования института муфтията. Такие авторы считали несправедливым, что в православной стране церковь лишена единоначалия, а у мусульман есть свой «патриарх» – муфтий[225]. Однако это суждение было не вполне справедливым. Как отмечалось выше, ОМДС был коллективным органом. Муфтий был просто primus inter pares (первым среди равных) в высшем мусульманском духовенстве Российской империи. Поэтому называть его единоличным лидером мусульман не совсем правильно как с чисто юридической, так и с теологической точки зрения.

Между тем и Ильминского, и Победоносцева смущало само существование института муфтията с муфтием во главе. Ильминский выразил своему корреспонденту опасения, что планы уничтожения Духовного собрания могут быть расстроены, если о них узнают некоторые противники: «Я здесь никому не сообщаю своих мыслей, иначе пропадешь. Мы все печатаем и ораторствуем громко; наши супостаты нас подслушивают и перечитывают и наши замыслы заблаговременно разрушают»[226]. Можно только догадываться, кого Ильминский имел в виду под «супостатами». Скорее всего, это были не мусульмане, а правительственные чиновники, которые выступали против предложенной миссионером системы: в Казани и других городах таковых было немало[227].