«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

Среди оппонентов ОМДС были не только образованные мусульмане, выполнявшие функции служителей культа (так называемые абызы), но и известные богословы и политические деятели. Критиков Духовного собрания можно условно разделить на две группы: 1) тех, кто не принимал саму идею подконтрольного немусульманским властям муфтията во главе с назначаемым муфтием; 2) тех, кто видел в ОМДС больше пользы, чем вреда, но критиковал отдельных муфтиев за их несоответствие занимаемой должности.

Представители первой группы могли демонстрировать свое неприятие института муфтията следующим образом:

1) совершали добровольно или вынужденно хиджру[247] из России (Салих Салими Казани, Мухаммад бин ‘Али ад-Дагистани и др.);

2) оставались в России, но не поддерживали никаких связей с Духовным собранием или сводили контакты с ОМДС к минимуму. Они могли быть указными муллами или не иметь документа о назначении (Утыз-Имяни и др.);

3) создавали или пытались создать альтернативные муфтияту структуры (Хабибаллах бин ал-Хусаин ал-Оруви, Багаутдин (Баха’ ад-дин) Ваисов).

Рассмотрим далее мусульманскую полемику вокруг Духовного собрания в Уфе. На первый взгляд, хиджра была самым очевидным средством для тех, кто не принимал власти «неверных», решивших управлять мусульманами через подконтрольную правительству структуру – муфтият. Нежелание сотрудничать с официальными властями действительно вынудило некоторых ‘улама’ совершить из России хиджру в государства Средней Азии и в Османскую империю. Одним из них был религиозный деятель и поэт Салих Салими Казани, который в поэме «Танбих ал-кемал», написанной в середине XIX в., обрушивается с критикой на «указных безграмотных» мулл, получающих назначение из рук неверных[248].

Однако некоторые видные религиозные деятели предпочли остаться в России, продолжая при этом быть непримиримыми противниками системы муфтията и указных мулл. Среди них – известный татарский богослов ‘Абдаррахим бин ‘Усман ал-Булгари, известный также как Утыз-Имяни (1754–1834 или 1835)[249]. Ученый критиковал служителей исламского культа за любое взаимодействие с представителями власти «неверных». К примеру, Утыз-Имяни отказывался читать пятничную проповедь – хутбу с упоминанием представителей царствующей династии Романовых, тем самым не признавая власть Санкт-Петербурга над мусульманами Волго-Уральского региона[250].

К моменту ухода из жизни Утыз-Имяни (то есть к середине 1830‐х гг.) ОМДС превратился в привычный для большинства мусульман институт. При этом, по мнению таких исследователей ислама в среде татар, как Михаэль Кемпер и Аллен Франк, влияние официальных религиозных институтов на жизнь мусульманских общин оставалось незначительным. В реальности «очень большая часть мулл, если не их большинство, и далее продолжала исполнять свои обязанности без официального указа от муфтия и Духовного собрания»[251]. Кемпер приводит следующие данные:

В 1829 г., например, в 129 мечетях Казанского уезда, включая саму Казань, из 107 имамов лишь 41 назывался «указным муллой», т. е. меньше половины священнослужителей могла предъявить удостоверяющий документ от муфтия… Из 143 муэдзинов того же региона только двое прошли через испытание в Духовном собрании[252].

По мнению Кемпера, можно сделать предположение, что и остальные муллы работали в той или иной мере по собственному сценарию, и их назначение зависело лишь от мецената, финансировавшего мечеть, медресе или мектеб.

Но к середине XIX в. ситуация меняется. Историк из Казахстана Розалия Гарипова утверждает, что в конце XIX в. уже невозможно представить жизнь российских мусульман без муфтията:

Даже если для мусульман некоторых деревень или общин оно [Духовное собрание. – Р. Б.] оставалось отдаленным учреждением, и даже если бы мы могли написать религиозную историю отдельной деревни без особого упоминания о существовании ОС [Оренбургского собрания. – Р. Б.], мы не можем игнорировать его, когда рассматриваем историю всего региона, особенно в конце XIX века[253].

Гарипова считает, что большинство мусульманских деятелей в XIX и начале XX в. в целом соглашалось с необходимостью существования ОМДС как важного консолидирующего органа. Но при этом они осознавали, что муфтият нуждается в реформировании[254].