«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

Случаи поступления инородцев в гимназию или университет он [Ильминский. – Р. Б.] рассматривал как явления, мешающие достижению конечной цели – обрусения всей массы нерусского населения. По его мнению, такие образованные люди отрывались от родной среды и, вместо того чтобы заниматься просвещением «своего собственного» народа, предпочитали идти на государственную службу, преследуя частные эгоистичные интересы[235].

Под влиянием Ильминского Победоносцев и в самом деле поднял вопрос о ликвидации ОМДС в 1886 г. Он обратился к министру внутренних дел, в чьем подчинении находилось Духовное собрание, и, ссылаясь на мнение церковных иерархов Уфы и Оренбурга, потребовал ликвидировать муфтият и передать все вопросы, связанные с его компетенцией, в ведение губернаторов. Однако в ответ ему посоветовали держать подобные мысли при себе и не будоражить мусульманскую общественность[236].

С предложением ликвидировать муфтият выступал ученик и пасынок Ильминского Н. А. Бобровников[237]. Он считал, что Духовное собрание служит «лишь для возвышения престижа магометанства»[238]. В составленной им в 1896 г. записке Бобровников предлагал создать вместо ОМДС временные комиссии при губернских правлениях для производства испытаний на звание мулл[239]. По мнению Бобровникова, «Должность эта [муфтия ОМДС. – Р. Б.] уже сыграла свою роль. В настоящее время русское население в крае между Волгой и Уралом и даже в киргизских степях настолько значительно, что русская власть не имеет надобности в мусульманском посредничестве для своих сношений с инородцами»[240]. В пользу того, чтобы упразднить должность муфтия, высказывались и другие миссионеры в Волго-Уральском регионе, например протоиерей Е. А. Малов (1835–1918)[241].

Православные авторы обвиняли правительство в том, что оно содействовало консолидации мусульман, учредив и поддерживая ОМДС. Так, жена упоминавшегося выше Бобровникова – С. В. Чичерина-Бобровникова считала, что единство мусульман в России возникло в значительной степени благодаря действиям русского правительства, создавшего Духовное собрание в Уфе[242]. По мнению Е. А. Малова, государству следовало пересмотреть и изменить положения законодательства, регулирующие статус мечетей и мусульманского духовенства, «чтобы эти положения не усиливали, а, по возможности, ослабляли враждебное для христианства магометанство»[243].

Впрочем, обвинения в адрес чиновников в поддержке Оренбургского и Таврического муфтиятов не мешали православным иерархам обращаться к представителям светской власти в вопросах противодействия и ограничения деятельности мусульманского духовенства. Характерен случай, имевший место в 1887 г. Муфтий Мухамедьяр Султанов (1837–1915) намеревался посетить Оренбург и ознакомиться с состоянием дел в местных мусульманских общинах. Но ему было отказано в совершении этой поездки. При этом губернатор ссылался на мнение епископа Оренбургского и Уральского Макария (Троицкого), который считал, что «учитывая фанатичное отношение местных мусульман к новокрещеным, присутствие муфтия в Оренбурге будет нежелательным»[244].

Как видно из вышеприведенного примера, муфтий ОМДС вынужден был учитывать мнение не только светской власти, но и иерархов Синодальной церкви. Тем не менее даже такую несамостоятельную фигуру, как муфтий, некоторые церковные деятели рассматривали как серьезную угрозу. Они небезосновательно видели в самом институте ОМДС консолидирующую силу. Муфтият, выражаясь словами Роберта Джераси, служил для Синодальной церкви зеркалом[245], глядя в которое она пыталась размышлять о своем собственном положении в империи.

Не имея возможности повлиять на решение судьбы самого института муфтията, церковные бюрократы (прежде всего, в лице обер-прокурора Синода Победоносцева) пытались вмешиваться в вопрос об избрании муфтия. Однако и в среде самих мусульман находились критики ОМДС.

Критика ОМДС со стороны мусульман и проекты его реформирования

Как уже отмечалось выше, некоторые мусульманские религиозные деятели с недоверием встретили создание Духовного собрания в Уфе. В отличие, например, от буддистов, которые сами выступили с инициативой регламентации деятельности своего духовенства государством[246], мусульмане получили проект реформирования системы управления их религиозными делами сверху.