Связано это было не с симпатией имперских бюрократов к исламу и мусульманам, а с пониманием реальной ситуации. Идея об искоренении ислама и добровольно-принудительном крещении значительной части мусульманского населения представлялась ответственным за проведение конфессиональной политики затеей не только бесполезной, но и опасной для интересов государства.
До нас дошло немало документов, наглядно демонстрирующих несовместимость интересов государства и церкви в таком вопросе, как правовое положение мусульман, – например, письмо директора Департамента духовных дел иностранных исповеданий Э. К. Сиверса к архиепископу Антонию (Амфитеатрову). Последний обратился в 1876 г. в ДДДИИ с призывом оставить в интересах распространения православной веры политику либерализма и активнее применять жесткие меры по отношению к тем, кто отпал от православия[228]
. В ответ Сиверс в деликатной манере пояснил позицию правительства в вопросе распространения православия среди мусульман. Чиновник отмечал, что принимаемые государством жесткие меры не привели к ожидаемым результатам:Был принимаем, как Вам известно, целый ряд карательных мер, независимо от преследования виновных в совращении и в отпадении от Православия судебным порядком и присуждения их к высылке в Сибирь в каторжные работы, к тюремному заключению, к отобранию детей и другим более или менее тяжким наказаниям, административным порядком совратившихся выселяли массами… и поступавшие от высланных ходатайства о возвращении на родину постоянно оставлялись и остаются до сих пор без последствий, но все эти мероприятия еще раз подтвердили ту истину, что они религиозного верования ни создать ни искоренить не могут[229]
.Таким образом, мы видим, что даже в эпоху Александра II государство использовало жесткие меры для борьбы с возвращением насильственно крещенных мусульман к своей вере. Ильминский, который хорошо понимал прагматический настрой некоторых чиновников, рекомендовал обер-прокурору Синода действовать крайне осторожно: «А вопрос об отменении муфтийства следовало бы возбудить
Но и совсем уничтожить муфтийство, – а с ним нужно похерить и магометанское духовное собрание, – едва ли не будет резко и, быть может, возбудит волнение в татарах. По моему мнению, удобнее сделать меру среднюю (medio tutissimus ibis[232]
): поручить исправление должности временно, например, Максютову[233] – давно он служит судьею (т. е. членом) духовного собрания; весь занят торговыми делами (это его право на должности муфтия). Он, по-видимому, пороха не выдумает. А есть там в третьем (1883) году назначенный по выбору казанцев в члены духовного собрания какой-то мулла (Авхади или Ягуди??), он, по слухам, крайний фанатик. Но в случае крайности фанатик без русского образования и языка сравнительно лучше, чем по-русски цивилизованный татарин, а еще хуже аристократ, а еще хуже человек университетского образования[234].Последняя фраза в приведенной выше цитате отражала кредо Ильминского и его школы, одной из задач которой было изолировать инородцев от получения светского образования: