Людмила

Я подумал, что все-таки следователь не поручал мне трепать языком, да и Прокофьеву это ни к чему. Я просто сказал, что слышал разговор двух тинейджеров в Каптаже. У них ведь, и правда, была эта проблема. Тинейджеры не называли его Бенефистовым, говорили «Фреди», но эту мелочь я опустил.

— Ладно, — сказал Прокофьев, — примем к сведению. А ты куда?

— Нужно увидеть одну даму, — сказал я.

— Курортная жизнь? — улыбнулся Прокофьев.

— Курортная жизнь.

Мы поднялись Крутым Спуском, потом еще по улице Балабана и даже не оглянулись на ворота нашего бывшего двора. Все вверх и вверх, до того места, где улица Покрышкина пересекала Баязет. Здесь мы расстались, и он пошел дальше вверх по Баязету, а я по Покрышкина в сторону нашей бывшей школы и Хлудовской больницы, однако, пройдя до не имеющего названия отростка, даже не переулка, потому что ему не во что было упираться, я свернул туда и вдоль зеленого штакетника, окружавшего садики двух последних домов, дошел до его конца и, выглянув, снова увидел Прокофьева. Он медленно поднимался по каменистой дороге в сторону Верхнего Седла. Туда было около получаса ходьбы, не очень далеко. Место само по себе дикое и пустое, не примечательное ничем кроме нескольких не слишком глубоких пещер, в одной из которых мы когда-то спрятали наш наган, — может быть, он и до сих пор лежал там, однако мне не очень верилось, что в этих пещерах можно найти мумиё. Но оттуда открывался великолепный вид на прячущийся в зелени город с клочком залива — отец Прокофьева часто уходил туда с самодельным деревянным этюдником через плечо. Я вспомнил это и не осудил моего друга за его маленькую ложь.

12

Я вернулся в свой «замок». Внизу, за стойкой сидела пожилая дама, та, которую я уже видел однажды ночью. Порадовался, что не придется вступать в разговор с «хрупкой шатенкой». Взяв ключ, поднялся наверх, в светелку. Окно было настежь распахнуто, как я оставил его сегодня утром, а графин на столе был наполнен. Подошел к столу, с усилием вытащил притертую стеклянную пробку, понюхал горлышко. Это была минеральная вода — благодарная хозяйка старалась не остаться в долгу. Подумал, что, наверное, где-то неподалеку есть источник: не ходила же она за водой в Каптаж. Вспомнил маленькую гранитную стелу с бронзовой львиной мордой между нашей школой и Хлудовской больницей — неужели она еще существует? Подумал, почему бы и нет, и, наверное, директриса ходила туда. Присел к столу, налил полный стакан, смотрел, как собираются по стенкам белые пузырьки.

«Курортная жизнь», — подумал я. Подумал, что этого не может быть, а мне просто нужно узнать у этой девушки фамилию того, светло-серого, который хорошо танцует и имеет приятные манеры, что не помешало ему затеять перестрелку с милицией. Кипила мне, конечно этого не скажет.

То, что «кузен» хозяйки оказался тем самым Бенефистовым (впрочем, у него могли быть и родственники), меня не очень удивило — роль наркодилера вполне подходила ему, — но сейчас я снова задумался, почему после такого, в общем-то, крупного дела Кипила своей властью его отпустил, в сущности, замял такое выигрышное для себя дело. Чем это Зигфрид так дорог Кипиле, который, если он не изменился, для лишней звездочки отца бы родного не пожалел? Или он в самом деле рассчитывает своими силами раскрутить всю аферу? Но кто ему позволит, если нити тянутся в Ленинград и дальше, в Стокгольм? Ну хорошо, про Стокгольм Кипила может, конечно, и не знать, но меня, знающего больше, в общем-то, удивляет, что дело все еще в руках следователя, потому что обычно такими делами занимаются другие люди. Следователь, впрочем, и сам это понимает. Прикрывая Бенефистова, Кипила, как мне казалось ввязывался в очень опасную игру, а может быть, у него не было выхода?