Людмила

Каждый вечер теперь начинался этот разговор, после того, как клочки прочитанной Людмилой записки Лунца летели под стол, оставив в ее голове шум возбуждения, в теле -- нервную, горячую дрожь, в груди -- смутное беспокойство. Она, действительно, не находила себе места, блуждала по комнатам с потерянным, недоумевающим лицом, приникала где-нибудь спиной и затылком к стене и стояла так несколько минут с закрытыми глазами, углубившись в себя, прислушиваясь к этой непонятной поселившейся в ее груди тревоге...

Едва она приходила домой -- как ее уже начинало тянуть из дома. Она боролась с этим желанием, заставляя себя браться за какую-нибудь мелкую домашнюю работу, стараясь подавить свое беспокойство, от которого, казалось, в ней все дрожало, билось, звенело. Но и работа не давала успокоения. В тишине вечера, в ее маленькой комнатке, у туалета, где она сидела, склонясь над рукодельем, около лампы с голубым абажуром -- кто-то возникал, незримый, но ясно ощутимый; Людмила чувствовала чей-то взгляд, чье-то молчание, ожидание и откидывалась на спинку стула, роняя на колени работу, потягиваясь и смеясь коротко и нервно, словно кто-то щекотал ее горло и грудь. Или вставала и ходила из угла в угол, скрестив руки, сжав пальцами обе груди, точно стараясь сдержать, раздавить их щекочущую потребность ласки...

Лунц ждет. Он два раза в день пишет ей: "Жду вас". Он провожает ее из окна взглядом, говорящим те же слова, которые она приносит с собой в свою маленькую комнатку, с которыми она ложится на свою девическую постель. Они беспрерывно звучат во всем ее существе. Людмила ни на минуту не забывает, что он ждет, видит его ходящим по комнате, выглядывающим в окно; может быть, он сходит по лестнице и ждет ее на улице у парадной двери, или ходит около ее ворот?..

Однажды Людмиле послышалось, что кто-то осторожно поднялся по ступеням лестницы и остановился на площадке около двери ее квартиры. Она ждала звонка, хотя не могла придумать, кто бы это мог быть. Остановившийся за дверью, подождав немного, стал подниматься выше, к чердаку, через несколько минут снова спустился и остановился около двери. С замирающим от страха сердцем девушка вышла в переднюю. Тогда вдруг раздались шаги торопливо бежавшего вниз человека...

Несколько раз в эту ночь Людмила выходила в переднюю и прислушивалась, когда раздавались на лестнице шаги. Но где-нибудь в одном из пяти этажей с шумом открывалась дверь и впускала запоздавшего жильца. К двери шестого этажа больше никто не подходил...

VIII.

В следующий вечер повторилось то же. Людмила уже собиралась ложиться спать, как вдруг на лестнице послышались шаги. Кто-то поднялся на площадку шестого этажа, постоял с минуту у двери и пошел -- девушка не могла разобрать -- вверх или вниз. Она подошла на носках к двери и, затаив дыхание, стала слушать, держа рукой дверную ручку...

Кто-то осторожно спускался с чердака и к двери подошел почти неслышно. Людмила слышала частое, сдерживаемое дыханье запыхавшегося человека, а затем вдруг ощутила в руке движение ручки, которую старались повернуть с той стороны. И тотчас же это движение прекратилось. Он как будто почувствовал, что ручку держат изнутри и оставил ее...

"Сейчас уйдет", -- подумала Людмила, -- и, действительно, на лестнице зазвучали шаги...

Подождав немного, почти успокоившись, она повернула ключ и когда звук шагов уже едва доносился снизу до ее слуха -- открыла дверь. На освещенной площадке прямо перед дверью стоял Лунц. Людмила тихо вскрикнула и отшатнулась. Он приподнял цилиндр и поклонился с таким видом, словно ожидал, что она откроет дверь...

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Людмила тяжело дышала, ее губы дрожали. Лунц снова приподнял свой блестящий цилиндр.

-- Я ошибся этажом. Простите... -- сказал он, продолжая стоять на месте, не сводя с Людмилы глаз.

Девушка сделала движение, чтобы закрыть дверь. Лунц как будто спохватился и торопливо проговорил:

-- Мне нужно поговорить с вами. Это важно...

Но Людмила уже закрыла дверь и, повернув ключ, стояла, дрожа всем телом, Подождав немного, он сказал за дверью:

-- Придите завтра в Таврический сад... До трех часов...

Затем он стал спускаться...

Это было похоже на сон. Людмила долго не могла прийти в себя от страха и волнения... Ночь прошла в тревожном, лихорадочном полузабытьи. Людмила часто поднимала голову, прислушивалась, не идут ли по лестнице. Бледный свет петербургской весенней ночи, лившийся в окно, наполнял комнату мутным, неясным сумраком, сообщал таинственность каждому шороху, каждому звуку, доносившемуся с лестницы или со двора. Казалось, кто-то крадется к двери, кто-то ходит по комнатам, кто-то смотрит в окно большими, неспящими глазами...