Людмила

Встала Людмила поздно, с головной болью. День был воскресный, ей не нужно было идти на службу. Лунц на это, по-видимому, рассчитывал, назначая ей свидание днем. Она, конечно, не пойдет. Все это дико, странно, бессмысленно. Она до сих пор не могла разобраться в этом ночном происшествии. Зачем он приходил? На что рассчитывал, стоя у двери? Если бы она случайно не открыла дверь -- неужели он простоял бы на площадке всю ночь?.. Что это -- безумие или настоящая любовь?..

В это утро она не получила от Лунца записки, была лишена обычной дозы любовного яда, к ежедневному приему которого привыкла в последний месяц. Она чувствовала упадок сил, скуку, раздражение. До часу дня, не признаваясь себе в этом, она ждала почтальона, вздрагивая каждый раз, когда за стеной ее комнаты, на лестнице, раздавались шаги. После часу ее охватило беспокойство. Она подумала: "Вдруг он опять придет и будет стоять за дверью!"... Она томилась, не находила себе места, не могла ничем заняться...

Мать, с тревогой следившая за ней, сказала:

-- Пошла бы погулять, Лила. Довольно, что по будням сидишь за работой...

-- Да, я пойду... -- упавшим голосом проговорила девушка...

С лихорадочной поспешностью она оделась и в два часа вышла из дому...

Ей все время казалось, что сзади идет Лунц, и она боялась оглянуться. "Это неприлично, я его совсем не знаю. Бог знает, на что он способен!" -- говорила она себе и ускоряла шаги, потому что время подходило к трем часам...

В саду она пошла медленней, обессилев от волнения, опьянев от солнца, воздуха, зелени. Она опустилась на скамью у канала и задумалась, глядя в бездонную глубину воды, где сияло опрокинутое небо. И вдруг она увидела приближавшегося к ней Лунца. Он издали поклонился ей и улыбнулся, как будто знал, что найдет ее именно на этом месте. Но ни в его улыбке, ни во взгляде, обращенном к ней, не было выражения торжества одержанной победы. Напротив, он казался немного сконфуженным, смущенным, даже робким, -- и это располагало к нему.

Подойдя к Людмиле, он снова поклонился, но протянуть руку, видимо, не смел. Он сел рядом с ней и просто, как старый знакомый, сказал:

-- Я ищу вас все утро. Сад большой -- это было нелегко...

Людмила молчала, потупившись, борясь со своим волнением, от которого она задыхалась. Лунц искал ее, был уверен, что она придет! О, значит, он плохо думает о ней. Пусть же он узнает, что она вовсе не из тех женщин, которые бегут по первому зову мужчин на свиданье!..

Людмила заставила себя поднять голову и взглянуть Лунцу прямо в лицо строгими, холодными глазами, а затем, с трудом преодолевая дрожь губ, сказала:

-- Я пришла только затем, чтобы просить вас... оставить меня в покое... Я не знаю вас, вы также не знаете меня. Вы преследуете меня, как уличную женщину. Мне это неприятно, обидно... вы оскорбляете меня...

Людмила густо покраснела и поднялась. Лунц также поднялся, растерянно глядя на нее.

-- Вы уже уходите? Вы не хотите, чтобы мы поговорили? -- спросил он, протягивая к ней руки.

Девушка испуганно проговорила:

-- Не провожайте меня... И не пишите мне больше... Это ни к чему... не приведет...

Она повернулась и быстро пошла по аллее...

Он нагнал ее, пошел с ней рядом и взволнованно произнес:

-- Хорошо, я не буду больше писать, не буду провожать вас на улице. Но знайте, что каждый вечер я жду вас. Вы должны прийти, это не может быть иначе. Подумайте, на что вы обрекаете себя!.. Я не ловелас, ищущий женщин ради препровождения времени. Я люблю вас и хочу, чтобы вы были моей. Вы пришли сюда, и я принял это за добрый знак. Я думал: если она придет, то, значит, и она хочет этого. И в этом нет ничего позорного, преступного, как и в том, что вы отдаете свое тело ласкам солнца. Это так просто, ясно, что даже не нужно говорить... Помните же, что я всегда жду вас... днем и ночью. Я один во всей квартире. Никто не увидит вас, никто ничего не узнает... Сегодня вы еще не решитесь прийти, но завтра, может быть, вы будете думать так, как я. Хотя бы одно мгновение счастья, за которое можно было бы отдать всю жизнь!.. Нет, будьте благоразумны. Я желаю вам только добра. Я люблю вас...

Он остановился и, приподняв шляпу, низко поклонился.

Людмила прошла мимо с пылающим лицом, с потупленным взором...

IX.

Девушка пришла домой совсем больная. Что он только посмел говорить ей!.. Ее руки и ноги были холодны, как лед, она вся дрожала в лихорадке, а к лицу приливала горячая волна крови каждый раз, как она вспоминала слова Лунца, и ее щеки невыносимо горели. Ей было стыдно, она ни за что не призналась бы матери, что ходила на свидание, не передала бы того, что ей пришлось выслушать...

-- Мне нездоровится... -- сказала она матери и легла в постель, отказавшись от обеда.

Людмила почувствовала себя разбитой, бессильной, несчастной. Закрывала глаза и лежала неподвижно, уронив на одеяло руки, то белая, как стена, то с ярким, лихорадочным румянцем на щеках. Мать наклонилась к ней, прислушалась к ее дыханью и осторожно спросила:

-- Что с тобой, Лила? У тебя горе, ты скрываешь от меня?..