Людовик XIV и его век. Часть вторая

— Государь, — ответил Пюрнон, трепещущий и одновременно ободренный, трепещущий от угрозы и ободренный обещанием, — извольте допросить меня, я готов отвечать.

— Хорошо! Была ли отравлена принцесса?

— Да, государь.

Король слегка побледнел.

— Кем? — спросил он.

— Шевалье де Лорреном, — ответил Пюрнон.

— Но как это возможно? Ведь его нет во Франции!

— Он прислал яд из Рима.

— Кто же его привез?

— Провансальский дворянин по имени Морель.[38]

— А знал ли Морель о возложенном на него поручении?

— Не думаю, государь.

— Кому он передал яд?

— Маркизу д'Эффиа и графу де Бёврону.

— Что могло подтолкнуть их к этому преступлению?

— Изгнание шевалье де Лоррена, их друга, изгнание, весьма повредившее их делам, и уверенность, что, пока ее королевское высочество будет жива, шевалье не займет снова место при его королевском высочестве.

— Правда ли, что какой-то комнатный слуга видел д'Эффиа в то самое время, как он совершал преступление?

— Да, государь.

— Но если цикорная вода была отравлена, то как же тогда другие особы, пившие эту воду в одно время с принцессой, не испытали никакого недомогания?

— Потому что маркиз д'Эффиа предвидел такой случай и отравил лишь чашку принцессы, из которой пила только она.

— И как же он ее отравил?

— Он натер ядом внутреннюю поверхность чашки.

— Да, — прошептал король, — да, этим все объясняется.

Потом, постаравшись придать своему лицу еще более суровый вид, а своему голосу еще более угрожающий тон, он спросил:

— Ну а брат мой, знал ли он что-нибудь об этом умысле?

— Нет, государь, — ответил Пюрнон, — ни один из нас троих не был настолько глуп, чтобы сказать ему об этом; ему ничего не было известно, иначе он погубил бы нас.

«При этом ответе, — говорит Сен-Симон, — король издал громкое "Уф!", подобно задыхающемуся человеку, который внезапно сумел вздохнуть».

— Что ж, — произнес он, — именно это я и хотел узнать. Но можете ли вы поручиться мне за свои слова?

— Клянусь, вам, государь! — ответил Пюрнон.

И тогда король, которого мысль, что его брат никак не причастен к смерти принцессы, почти утешила в этой потере, позвал г-на де Бриссака и приказал ему вывести Пюрнона из дворца, а как только он там окажется, предоставить ему полную свободу.

Никакого другого отмщения за смерть этой очаровательной принцессы, задававшей тон всему двору и оставившей в истории того времени печальное и горестное воспоминание, не последовало; более того, следующее письмо доказывает, что герцог Орлеанский, пользуясь своим влиянием на короля, вскоре исходатайствовал своему любимцу не только прощение, но и возвращение ко двору.

ПИСЬМО Г-НА МОНТЕГЮ ЛОРДУ АРЛИНГТОНУ.

«Милорд! Я почти не в состоянии писать Вам собственноручно, ибо настолько сильно ушибся при падении из опрокинувшегося экипажа, что с трудом могу шевелить рукой. Надеюсь, однако, через день или два быть в состоянии отправиться в Сен-Жермен.

Так что я пишу теперь исключительно для того, чтобы дать Вашему Превосходительству отчет о событии, которое, впрочем, я думаю, Вам уже известно: речь о том, что шевалье де Лоррену позволено вернуться ко двору и служить в армии в чине генерал-майора.[39]

Если Ее Высочество была отравлена, как полагают едва ли не все, то вся Франция считает ее отравителем именно его и резонно удивляется, что король Франции проявляет так мало уважения к нашему королю и повелителю, позволяя шевалье вернуться ко двору, хотя известно, как дерзко тот всегда вел себя с этой принцессой при ее жизни. Мой долг заставляет меня сказать Вам это для того, чтобы Вы передали мои слова королю и он в сильных выражениях высказал свое недовольство этим французскому послу, если сочтет такое уместным; ибо, смею Вас уверить, такого нельзя снести, не навредив себе».