Людовик XIV и его век. Часть вторая

Несмотря на это письмо, шевалье де Лоррен не только остался безнаказанным, но и, если верить Сен-Симону, был осыпан почестями и доходными должностями. При всем том, имея годовой доход почти в сто тысяч экю, он умер в такой бедности, что друзьям пришлось хоронить его за свой собственный счет.

Кстати говоря, смерть шевалье де Лоррена оказалась достойной его жизни. 7 декабря 1702 года, стоя в Пале-Рояле подле г-жи де Маре, гувернантки детей герцога Орлеанского, он рассказывал ей о том, как всю ночь предавался распутству. Внезапно, в ту минуту, когда он живописал ей всякого рода чудовищные мерзости, его поразил апоплексический удар: он тотчас же лишился речи, а спустя какое-то время испустил дух.

XXXIX. 1670 — 1672

Людовик XIV и г-жа де Монтеспан. — Одиночество мадемуазель де Лавальер. — Первая беременность новой любовницы. — Тайна, окружавшая ее роды. — Рождение герцога Менского. — Падение Лозена: он взят под арест. — Он встречается с Фуке в Пиньерольской тюрьме. — Молодой герцог де Лонгвиль появляется при дворе. — Его связь с маршальшей де Ла Ферте. — Госпожа де Ла Ферте и ее муж. — Маршальша и ее камердинер. — Месть маршала. — Маршал и компаньонка его супруги. — Герцог де Лонгвиль и маркиз д'Эффиа. — Западня. — Удар палкой. — Война с Голландией. — Переход через Рейн. — Смерть герцога де Лонгвиля. — Его завещание. — Состояние театра. — Уход в монастырь герцогини де Лавальер.

Начавшаяся любовная связь Людовика XIV с г-жой де Монтеспан немало способствовала тому, что он воспринял смерть принцессы Генриетты с равнодушием, в котором, впрочем, его упрекали во всех обстоятельствах, подобных тем, о каких мы только что рассказали.

Госпожа де Монтеспан была теперь в большем фаворе, чем прежде, а несчастную герцогиню де Лавальер держали про запас, как держат рабыню, которой предназначено украсить триумф королевы.

Вскоре г-жа де Монтеспан оказалась беременной.

У Людовика XIV не было никаких сомнений в своем отцовстве. Маркиза давно уже порвала с Лозеном, смертельным врагом которого она теперь стала, а г-н де Монтеспан, попытавшийся повысить голос, был весьма грубо выслан из Парижа и носил в своих имениях траур по потерянной чести. Так что отцом ребенка г-жи де Монтеспан определенно был король.

Тем не менее, хотя все знали, что происходит между ней и королем, г-жа де Монтеспан стыдилась или делала вид, что стыдится, состояния, в каком она оказалась; это побудило ее изобрести новую моду, весьма полезную для женщин, желающих скрыть свою беременность. Мода эта состояла в том, чтобы одеваться на мужской лад, за исключением юбки, на которую в области пояса спускали рубашку, делая ее как можно больше оттопыренной и скрывая таким образом живот.

С этого времени все придворные покинули герцогиню де Лавальер и перешли на сторону г-жи де Монтеспан, и случилось это с тем большей легкостью, что мадемуазель де Лавальер, всецело озабоченная тем, чтобы нравиться королю, никогда не помышляла о том, чтобы заводить себе друзей. Однажды, когда герцогиня пожаловалась маршалу де Грамону на одиночество, в котором она оказалась, он ответил ей:

— Еще бы! Душенька моя, когда у вас был повод веселиться, следовало веселить других, и теперь, когда у вас есть повод печалиться, другие печалились бы вместе с вами!..

Но затем, поскольку маршал де Грамон был человек весьма скептичный и мало верил в дружбу, признательность, преданность, словом, во все те мещанские добродетели, какие при дворе считались вздором, он вполголоса добавил, несомненно вступая в сделку со своей совестью:

— Может быть!

Когда настал день родов, камеристка г-жи де Монтеспан, к которой король и маркиза имели полное доверие, отправилась в карете без гербов на улицу Сент-Антуан к весьма известному в то время акушеру Клеману, чтобы спросить его, согласится ли он поехать вместе с ней к одной женщине, у которой вот-вот начнутся родовые схватки; однако, дав согласие последовать за ней, он не должен будет возражать, что ему завяжут глаза, чтобы он не знал, куда его везут.

Клеман, которому подобные предложения делали чуть ли не каждый день и который всегда был расположен их принимать, принял и это, позволил завязать ему глаза, сел вместе с камеристкой в карету и, когда ему разрешили снять повязку, обнаружил, что он находится в великолепных покоях.