Сундук был приготовлен, кардинал даже опробовал его и нашел, что такой способ побега вполне безопасен, как вдруг, к его великому удивлению, Бриссак, который этот план одобрил, внезапно отказался его исполнить, заявив, во-первых, что кардинал непременно задохнется в сундуке, а во-вторых, что после того, как его, Бриссака, столь радушно принимали у г-на де Ла Мейре, выкрасть у него узника означало бы нарушить все законы гостеприимства.
Сколько Гонди ни упрашивал Бриссака, взывая к их старой дружбе, ему не удалось добиться ничего, кроме обещания помочь беглецу, когда тот будет уже вне стен замка; но содействовать побегу он решительно отказался.
Так что пришлось искать другие способы обрести свободу, и кардинал занялся этим со всем пылом человека, уже два года томившегося в тюрьме.
Мы уже говорили, что узник прогуливался иногда в некоем подобии садика, разбитого на бастионе, подножие которого омывала Луара. Стоял август, и кардинал заметил, что с понижением уровня воды в реке у подножия бастиона образовалась полоска суши; второе его наблюдение состояло в том, что между террасой, откуда за ним следили, и садом имелась калитка, которую навесили для того, чтобы помешать солдатам лакомиться виноградом.
На этих наблюдениях кардинал и построил свой план побега; у него был шифр, служивший ему для переписки с президентом Бельевром, и с помощью этого шифра он уведомил его, что побег состоится 8 августа.
Один из дворян, состоявших на службе у кардинала, должен был с пяти часов вечера находиться у подножия бастиона вместе с конюшим герцога де Бриссака и двумя своими друзьями: дворянина звали Буагерен, а конюшего Ла Ральд. Что же касается герцога де Бриссака, то он должен был в условленном месте, в лодке, вместе с шевалье де Севинье дожидаться беглеца.
Кардинал вынашивал замысел, вполне достойный его авантюрного характера, хотя, как признается он сам, принадлежала эта мысль не ему, а его другу Комартену: обретя свободу, он должен был, воспользовавшись отсутствием короля и всего двора, отбывших к армии, двинуться на столицу и захватить ее. Этот замысел, каким бы рискованным он ни казался на первый взгляд, был, по-видимому, вполне исполним, поскольку президент Бельевр, которому стало известно о нем, полностью его одобрил.
Извещая президента о том, что побег назначен на 8 августа, кардинал де Рец вдобавок уведомил его, что в середине августа он будет служить мессу в соборе Парижской Богоматери.
Итак, 8 августа, в пять часов вечера, кардинал по своему обыкновению вышел в сад погулять; в свой черед стражник, не спускавший с него глаз, занял свой пост на террасе.
Кардинал прошел через решетчатую калитку, отделявшую террасу от сада, спокойно закрыл ее за собой, быстро запер на ключ и положил ключ себе в карман. Никто этого не заметил; правда, камердинер кардинала отвлекал стражников, угощая их вином; оставались, однако, двое часовых, стоявших на стене слева и справа от бастиона.
Для начала кардинал огляделся вокруг: какой-то монах-доминиканец купался в Луаре, а шагах в ста от него купались двое пажей. Кардинал подошел к парапету и увидел четырех своих людей, которые, делая вид, что они поят своих лошадей, стояли у подножия бастиона.
Врач кардинала должен был спрятать в кустах палку с намотанной на нее веревкой, и узник, привязав конец этой веревки к зубцу стены и сев верхом на палку, мог спуститься вниз, держась обеими руками за веревку и своим собственным весом вынуждая ее разматываться.
Гонди раздвинул руками кусты: веревка лежала на месте.
В эту минуту он вздрогнул, ибо со стороны реки послышались громкие крики; он обернулся: кричал монах, который, не умея плавать, зашел чересчур далеко в воду и стал тонуть.
Сочтя момент благоприятным, Гонди вытащил веревку, быстро закрепил ее конец, сел верхом на палку и начал спускаться вдоль стены.
Часовой заметил беглеца и взял его на прицел.
— Эй! — крикнул ему кардинал. — Если ты выстрелишь, я велю тебя повесить!
Часовой подумал, что узник бежит с согласия г-на де Ла Мейре, и не стал кричать.
Два пажа, в свой черед увидевшие кардинала, который раскачивался на конце веревки, завопили как резаные. Но все подумали, что они кричат, зовя на помощь тонувшему монаху, и никто не обратил внимания на беглеца.
Кардинал благополучно спустился вниз, вскочил в седло и вместе со своими дворянами галопом помчался по направлению к Мову; между Нантом и Парижем его ждали сорок подстав, и он рассчитывал прибыть в столицу во вторник на рассвете.