Людовик XIV и его век. Часть вторая

Все складывалось как нельзя лучше для юного короля. Он был на заре своей долгой жизни и своего великого царствования, и солнце, которому предстояло взять девизом знаменитые слова «Nec pluribus impar»,[9] лучезарно выходило из облаков, заволокших его сияние в час восхода.

В Париже Людовик XIV вновь увидел празднества и удовольствия, которые он на короткое время оставил ради великолепия коронации и опасностей войны; он увидел цариц этих празднеств: девиц Манчини, Мартиноцци, Комменж, Бёврон, Вильруа, Мортемар и г-жу де Севинье, уже давно славившуюся своей красотой и начинавшую славиться своими письмами; именно к этому времени относятся его первые любовные увлечения.

Еще в пору своих ребяческих привязанностей Людовик XIV обратил внимание на трех женщин.

Первой была г-жа де Фронтенак, генеральша мадемуазель де Монпансье, проделавшая вместе с ней Орлеанскую и Парижскую кампании. Мадемуазель де Монпансье упоминает об этой первой любви короля в своих «Мемуарах».

«Накануне церемонии совершеннолетия короля раз семь или восемь устраивались прогулки. Я ездила верхом подле короля, а г-жа де Фронтенак следовала за мной; король, казалось, находил большое удовольствие в том, чтобы быть вместе с нами, и королева, подумав, что он влюблен в г-жу де Фронтенак, распорядилась прекратить эти прогулки; это крайне огорчило Людовика XIV. Поскольку причины такого запрета ему не сказали, он стал предлагать королеве сто пистолей в пользу бедных за каждую прогулку. Он полагал, что мотив милосердия возьмет верх над ее леностью, которая, по его мнению, заставляла ее так поступать. Увидев, что она отказалась от этого предложения, король сказал: “Когда я стану повелителем, я буду ездить куда пожелаю, а стану я им уже скоро!”»

Второй любовью Людовика XIV была герцогиня де Шатийон. На этот раз его соперниками оказались герцог Немурский и принц де Конде. Нетрудно понять, что он потерпел неудачу скорее из-за собственной робости, а не из-за целомудрия дамы. Тем не менее эта любовь наделала много шума, и в дамских салонах все повторяли стихи Бенсерада:

Ах, Шатийон, примите мой совет
Беречь приманки для иного лова:
Конечно, вы на все уже готовы,
Король, увы же, нет!
Беседует он с вами иногда,
Что да, то да,
Но в ваши зрелые года
Иной от ухажера ждут награды,
Чем юноши застенчивые взгляды.

Его третьей любовью стала мадемуазель д’Эдикур. Это упоминает Лоре, «Историческая муза» которого увековечивала день за днем все значительные события того времени, от изобретения городской почты, как это уже могли увидеть наши читатели, до юношеских любовных увлечений короля.

Однако, если верить слухам, ходившим в то время, как раз в период этой любви, по возвращении короля из армии, одна услужливая наставница взяла на себя труд завершить воспитание короля, добавив немного практики к теоретическим познаниям, которые мог иметь юноша пятнадцати или шестнадцати лет. Этой наставницей была камеристка королевы, г-жа Бове, которая, будучи, по словам Сен-Симона, «старой и кривой», располагала куда более определенными доказательствами преждевременной зрелости короля, чем те, что стали причиной опалы Лапорта.[10]

Однако вскоре все кругом заметили, что эти первые платонические и чувственные увлечения стали отходить в сторону, уступая дорогу новой любви, куда более серьезной, а главное, куда более неожиданной, чем предыдущие.

Король влюбился в Олимпию Манчини, племянницу кардинала Мазарини.