И катали его, щекотали его, Растирали виски винегретом,Тормошили, будили, в себя приводили Повидлом и добрым советом.И когда он очнулся и смог говорить, Захотел он поведать рассказ.И вскричал Балабон: «Попрошу не вопить!» И звонком возбужденно затряс.Воцарилася тишь. Доносилося лишь, Как у берега волны бурлилиКогда тот, кого звали «Эй, как тебя бишь», Речь повел в ископаемом стиле.«Я, — он начал, — из бедной, но честной семьи…» «Перепрыгнем вступленье — и к Снарку! —Перебил капитан. — Если ляжет туман, Все труды наши выйдут насмарку».«Сорок лет уже прыгаю, боже ты мой! — Всхлипнул Булочник, вынув платок. —Буду краток: я помню тот день роковой, День отплытья — о, как он далек!Добрый дядюшка мой (по нему я крещен) На прощание мне говорил…»«Перепрыгнули дядю!» — взревел Балабон И сердито в звонок зазвонил.«Он учил меня так, — не смутился Дохляк, — Если Снарк — просто Снарк, без подвоха,Его можно тушить, и в бульон покрошить, И подать с овощами неплохо.Ты с умом и со свечкой к нему подступай, С упованьем и крепкой дубиной,Понижением акций ему угрожай И пленяй процветанья картиной…»«Замечательный метод! — прервал Балабон. — Я слыхал о нем, честное слово.Подступать с упованием (я убежден) — Это первый закон Снарколова!»«… Но, дружок, берегись, если вдруг набредешь Вместо Снарка на Буджума. ИбоТы без слуху и духу тогда пропадешь, Не успев даже крикнуть „спасибо“.Вот что, вот что меня постоянно гнетет, Как припомню — потеет загривок,И всего меня этак знобит и трясет, Будто масло сбивают из сливок.Вот что, вот что страшит…» — «Ну, заладил опять!» Перебил предводитель в досаде.Но уперся Дохляк: «Нет, позвольте сказать! Вот что, вот что я слышал от дяди.И в навязчивом сне Снарк является мне Сумасшедшими, злыми ночами;И его я крошу, и за горло душу, И к столу подаю с овощами.Но я знаю, что если я вдруг набреду Вместо Снарка на Буджума — худо!Я без слуху и духу тогда пропаду И в природе встречаться не буду».