Люксембургский сад

Женя уже предвкушал, как нагрянет к родителям завтра, ближе к обеду, и с огромным удовольствием уничтожит оставшуюся часть угощений. А в том, что большая часть останется несъеденной, сомнении не было. Несмотря на свою превосходную генетику, никто из семьи не страдал обжорством, кроме разве что Жени, но и он успевал растратить всю энергию ещё до того, как вставал из-за стола.

Сима старалась как можно более незаметно посматривать на экран мобильного телефона. Звук она специально отключила, чтобы не ждать треклятого звонка, а ещё лучше пропустить его. Но вряд ли такое было возможно, поскольку она поглядывала на телефон не реже одного раза в минуту. Это не укрылось даже от рассеянного внимания её матери.

Все члены семьи Серафимы всегда старались быть тактичными по отношению друг к другу в любых обстоятельствах. Сима то и дело перекладывала телефон из угла в угол, по мере своего перемещения по квартире, два раза она проверила уровень приема сигнала, один раз ей показалось, что экран замигал. В тот момент её сердце так радостно забилось, что ей разом стало нечем дышать.

Телефон её брата разрывался. Ему звонили примерно раз в пять минут, он либо оставался на месте, оглашая дом шутками и поздравлениями, либо отходил в сторону и пылко шептал что-то в раскалившийся аппарат.

Сима не завидовала, нет, просто ей становилось грустно. Аллусик без умолку рассказывала байки из химчистки, а, зная этот бизнес через призму тетиного восприятия, можно было сделать вывод, что это нечто среднее между шоу Бенни Хилла и сериалом «Ее звали Никита».

В полдвенадцатого сытые и расслабленные домочадцы переместились из-за накрытого стола на мягкий диван. Женя принес шампанское, открыли несколько коробок шоколадных конфет, выключили верхний свет, оставив только телевизор и электрические гирлянды на елке. Аллусик сбегала в кухню и раздобыла две прошлогодние рождественские свечки. Стало уютно. В полутьме Сима сжала свой мобильный телефон с новой силой.

Прослушав поздравления президента, по старой традиции каждый приготовил бумажку и ручку. Под праздничный бой курантов все судорожно написали свои желания и, подпалив бумажки, бросили пепел в бокалы с шампанским.

Все это сделали Алла и Сима, поскольку Женя болтал по телефону, а родители тихо беседовали на отдаленном краю дивана. Вероятно, лишь Аллусик и Сима мечтали о чем-то таком, что вынуждены были, давясь ошметками сгоревшей бумаги, выпить свои бокалы до дна.

В 12:05 желание Симы сбылось, и у нее зазвонил телефон. Не ожидая такой быстрой отдачи от старых добрых жженых записок, она, спотыкаясь и стукаясь обо все подряд, бросилась в коридор. Родители недоуменно переглянулись. Аллусик хитро подмигнула сестре, стоя возле стола, она постепенно готовила консервацию оставшихся продуктов на завтра великий день первого января.

Молясь, чтобы экран не перестал мигать, Сима пробежала в ванную и, не успев отдышаться, прохрипела перевозбужденное «Алле».

— Аркадий! — она в ужасе отпрянула, глядя на свое отражение в зеркале, как будто Аркадий появился именно там.

Да, это был он. Как всегда, запинаясь, с трудом подыскивая слова, заставляя Симу чувствовать себя виноватой, он поздравил её и всю её семью с Новым годом. Сима собрала остатки мужества и тепло поблагодарила друга за поздравления, хотя снова была на грани истерики. Сказались четыре часа напряженного ожидания звонка. И бесконечное, неизмеримое разочарование.

Зачем? Сима устало закрыла лицо руками. Зачем она продолжает надеяться, когда все уже ясно? «Скорее бы закончилась эта странная история и я смогла бы вернуться к своей нормальной жизни, — взмолилась она. — Плакать нельзя, я не имею права портить праздник остальным».

На улице грянул первый салют, и следом, как по команде, со всех сторон послышались взрывы петард и радостные крики людей. Сима зашла на кухню и прижалась носом к холодному стеклу. Она подняла голову и проследила, как новый снаряд яркой кометой устремляется вверх, где в один миг из ослепляющей вспышки превращается в дождь из тысячи разноцветных брызг.

Глава 17

Стемнело. Раскаленное солнце освободило улицы Рио от своей безраздельной власти. Народ воспрянул духом, самба возвращалась.

Карнавал заходил на финальный, феерический круг.

По перекрытым для транспорта улицам двинулись «блокос карнавалескос». Город взорвался боем десятков барабанов и огласился оглушительной самбой из мощных динамиков идущих впереди процессий грузовиков — «звуковой машины». Единственное правило уличных выступлений — не преграждать путь грузовику и барабанщикам.

Рей на мгновение ослеп, очутившись в самой гуще толпы. Они поравнялись с движущейся платформой, и у него в который раз захватило дыхание от немыслимых, неподдающихся описанию костюмов.

Мулатки в юбках с фижмами, декольтированные до предела, перья, золото, обнаженные тела.

Рей схватил Педро за локоть. Нельзя терять друг друга из виду. Асфальт раскалился от людей, толпа неистовствовала, звуки самбы превратились в дыхание города.