Люмен

Дэр задремал, но затем открывает глаза, выходя из легкой дремоты, и тогда я убеждаюсь в том, что мы почти на месте. Финн все еще спит, поэтому я слегка касаюсь его плеча: просыпаясь, он потирает глаза.

Я вытягиваю шею вперед, чтобы получше разглядеть пейзаж за окном. И когда это наконец удается, увиденное потрясает меня до глубины души, а дыхание буквально застывает у меня на губах.

Это просто не может быть домом моей семьи.

Он огромный, просто гигантский и в то же время жутковатый.

Это старинный каменный особняк, и он потрясает своим великолепием.

Высокая каменная стена простирается в обе стороны так далеко, насколько хватает моих глаз, опоясывая всю территорию поместья, словно гигантское одеяло. Она такая большая, такая тяжеловесная, что на мгновение я задаюсь вопросом, служит ли она для того, чтобы чужие люди не могли попасть вовнутрь или же… чтобы живущие внутри не могли выбраться наружу?

Довольно глупо всерьез размышлять о подобном, я знаю.

Когда мы сворачиваем с дороги, впереди начинают маячить резные чугунные ворота, которые как по волшебству распахиваются перед нашей машиной, будто их подтолкнула невидимая рука. Дымчатые облака тумана поднимаются клубами над землей и просачиваются сквозь ветви деревьев, скрывая то, что находится за воротами.

Несмотря на то что пейзаж на территории поместья преимущественно окрашен в пестро-зеленые оттенки, в воздухе витает что-то очень тяжелое, нечто мрачное. И это связано не только с постоянным дождем, не только с нависшими облаками.

Здесь есть нечто неосязаемое, но весьма ощутимое.

Странный ужас наполняет меня изнутри, когда машина проезжает через ворота на территорию поместья, направляясь к той части, которая до сих пор оставалась невидимой. И несмотря на то что эта самая «скрытая часть» – это всего лишь дом, я думаю, что на самом деле там таится гораздо больше, чем следовало ожидать: нечто подавляющее своим величием.

Пока же я могу разглядеть лишь его маленькие кусочки, выглядывающие на меня время от времени из-за ветвей. Пока мы движемся по дороге, но каждый такой кусочек, даже самый крошечный, заставляет меня замереть на месте.

Крутая крыша, покрытая темной черепицей.

Колонны, башенки и бесконечные болота.

Капли дождя стекают с деревьев, они падают на крышу нашего автомобиля, на дорогу перед нами, и от этого все вокруг сияет каким-то загадочным приглушенным светом.

Здесь сыро и серо, и единственное слово, которое бесконечно вертится у меня в голове, – «готика».

Готика.

Несмотря на всю красоту и экстравагантность пейзажа вокруг, он все же наводит на меня некий священный ужас.

Я пытаюсь сосчитать удары своего сердца по мере того, как мы оказываемся все ближе и ближе к дому. В конечном счете мне удается досчитать до пятнадцати, когда лимузин останавливается у огромной подъездной дорожки, мощенной брусчасткой.

Поместье, которое я вижу перед собой, выстроено из камня и простирается в разные стороны так далеко, насколько только хватает моих глаз. Темные пустоши его окон имеют все возможные формы и размеры.

Раскинувшиеся аккуратно подстриженные лужайки, огромное здание поместья, зеленеющие сады. Грозовые тучи сгущаются над массивным каменным строением, и кое-что я осознаю с предельной ясностью. Пугающее или нет, это поместье, несомненно, громадно, если не сказать больше.

– Наша семья богата? – спрашиваю я, осознавая всю глупость своего вопроса.

Дэр бросает на меня короткий взгляд.

– Ты и вообразить себе не можешь насколько.

Он замолкает, и словно невидимая нить оказывается натянута между нами, связывая нас воедино, но в то же время обвиваясь вокруг и не позволяя нам быть вместе.

– Калла, держи ухо востро, – говорит он мне быстро, – это место… здесь все не то, чем кажется. Тебе нужно…

Джонс открывает мне дверь, и Дэр мгновенно замолкает.

Что мне нужно делать?

– Добро пожаловать в Уитли, – произносит Джонс с легким поклоном.

Мы выходим из машины и оказываемся на улице. Внезапно я осознаю, что чувствую сильную тревогу.

Я в чужой стране, готовлюсь с минуты на минуту встретиться со своей семьей, полностью состоящей из незнакомцев, я абсолютно ничего о них не знаю.

Это оказывает на меня колоссальное давление.

Дэр незаметно для всех быстро сжимает мою руку в своей, и я не сопротивляюсь. Потому что здесь я совершенно одна.

Здесь Дэр и Финн – единственные осколки моей прежней, знакомой сердцу жизни.

Здесь они единственные, кто знает меня.

Конечно же, так было всегда.

Джонс идет впереди нас с багажом в руках. И прежде чем мы успеваем подойти к парадным дверям, они торжественно распахиваются, и маленькая морщинистая старушка появляется на пороге. Ее спина сгорблена: кажется, это всего лишь след, оставшийся от некогда жившей на земле женщины: у нее оливковый оттенок кожи, а ее волосы убраны под цветастый платок, завязанный в узел на макушке. Должно быть, ей уже сотня лет.

– Сабина! – приветствует Дэр пожилую женщину.

Руки старушки обвиваются вокруг его спины, а ее голова с трудом достает до его груди.