Но это отнюдь не детская, не комната подростка и даже не спальня молодой женщины.
Здесь не хватает духа юности.
Но несмотря на это, я ощущаю присутствие мамы во всех этих вещах.
Каким-то образом.
Вдруг я замечаю, что окружена окнами.
Они тянутся вдоль одной из стен, высокие, поднимающиеся от пола до самого потолка. Сквозь них в комнату проникает сумеречный свет, и я чувствую, будто я на виду у целого мира. Поднявшись на ноги, я задергиваю все шторы.
Теперь я чувствую себя немного более защищенной.
Мои чемоданы заботливо оставили рядом с дверью, поэтому я собираюсь с силами и начинаю разбирать их. Туалетные принадлежности я отношу в роскошную ванную комнату, и, стоя на белой мраморной плитке, я могу представить здесь мою маму так же реалистично, словно она все еще жива.
Что она по-настоящему любила, так это принимать ванну, а ванна здесь просто королевская.
Я представляю, как она сидела в ней часами, читая какую-нибудь хорошую книгу, и на глаза наворачиваются слезы.
Ее больше нет.
И я знаю это.
Я открываю дверь туалета, и на мгновение, всего лишь на одно мгновение, я могу поклясться, что уловила в воздухе аромат ее духов.
Она носила один и тот же парфюм ровно столько, сколько я ее знаю.
Я замечаю полку на одной из стен, и на ней стоят те самые ее духи.
Ее аромат.
Я прижимаю к груди заветную баночку, стараясь вдохнуть в себя побольше заветного запаха, и вместе с ним в мою душу, словно огненная буря, врывается поток воспоминаний о ней. О том, как моя мама смеялась, как она готовила печенье, о том, как она улыбалась, глядя на меня из-за страниц своих книжек.
Чувствуя, как горят от слез мои глаза, я возвращаю пузырек на место.
Он уже не вернет ее.
Я развешиваю свои блузки, футболки, кофты.
Раздается стук в дверь, и Сабина заходит в мою комнату с подносом в руках. На нем маленький чайник и чашечка.
– Я принесла тебе немного чаю, – говорит она тихо, опуская поднос на стол, – он тебя немного взбодрит. Путешествия никогда не бывают легкими.
Но конечно же, я не говорю этого вслух.
Вместо этого я улыбаюсь и благодарю ее.
Она наливает чай в мою кружку и протягивает ее мне.
– Это поможет тебе отдохнуть. Он успокаивает нервы.
Я делаю глоток, а Сабина поворачивается спиной ко мне, и ее взгляд падает на мои опустевшие сумки.
– Я вижу, ты уже разобрала свои вещи. Эта комната ничуть не изменилась с тех пор, как твоя мама уехала от нас.
Я держу чашку с чаем на своих коленях, крепко обхватив ее пальцами в попытке согреться, потому что от промозгло-колючего английского воздуха они совсем замерзли.
– Почему она уехала отсюда? – спрашиваю я, потому что мама никогда не рассказывала мне об этом. Она не рассказывала мне ничего о доме, в котором провела все свое детство.
Сабина поднимает на меня взгляд, и когда она вот так смотрит на меня, мне снова кажется, что она проникает прямиком в мою душу, открывает ее своими морщинистыми пальцами.
– Она уехала, потому что была вынуждена сделать это, – просто отвечает Сабина, – Уитли оказался слишком тесным для нее.
Эти слова вовсе не являются ответом по своей сути. Хотя чего еще я могла ожидать.
Сабина садится рядом со мной, поглаживая меня по колену.
– Здесь ты у меня немного наберешь в весе, – говорит она мне, – ты такая же худенькая, как твоя мама. Немного отдохнешь и сможешь увидеть вещи такими… какими они являются на самом деле.
– Так какие же они на самом деле? – спрашиваю я, внезапно чувствуя нахлынувшую на меня волну усталости.
Сабина внимательно смотрит прямо мне в глаза и издает смешок, похожий на кудахтанье.
– Дитя, тебе нужно отдохнуть. Ты вот-вот растаешь прямо у меня на глазах. Иди сюда. Приляг.
Она укладывает меня на кровать и укрывает одеялом, натягивая его до самого подбородка.
– Ужин в семь, – напоминает мне она, перед тем как выйти из комнаты, – но прежде тебе нужно поспать.
Я пытаюсь.
Честно, я очень стараюсь уснуть.
Я закрываю глаза.
Я расслабляю руки, ноги – все мышцы, которые есть в моем теле.
Но сон все никак не приходит ко мне.
В конце концов я оставляю свои тщетные попытки уснуть, встаю, открываю шторы и выглядываю на улицу.
За окном тихий вечер, небо уже совсем темное.
Деревья раскачиваются на холодном влажном ветру. Снаружи промозгло: настолько, что пробирает до самых костей. Я чувствую это даже сквозь оконное стекло и потираю плечи, чтобы хоть чуть-чуть согреться.
Моя кожа покрывается мурашками.
Волоски на шее встают дыбом.
И даже звезды, кажется, усмехаются мне.
Я отворачиваюсь от них, прохожу через всю комнату и беру одну из книг, стоящих на полке.
Это очень подходит под ту атмосферу, которая царит в Уитли с его раскинувшимися повсюду мхами и непрекращающимся дождем.
Я открываю книгу и на форзаце читаю написанные ручкой строки.