Льются слова, утекая в песок...(СИ)

Семь дней осталось девице в темнице - вот уж и родители за стенами плачут, вот уж и ждёт она того момента, когда врата он откроет и позволит ей со змеями его пуститься в пляс и дойти до её дома, до родного, любимого дома. Ещё совсем-совсем немного, и свободна, совсем чуть-чуть, и никакая сила не посмеет её тут задержать.

Семь дней - да только руки его на талии так горячи, и губ прикосновение к щеке - ритуально, как каждый вечер, - опаляет страхом. И пусть никогда не оставался он на дольше - сама ведь ухватилась за его плечи, сама потянулась к нему всем телом, прильнула, прижалась, поцеловала сама - и жаркие, тёплые кольца обвили её.

Один день девице остался до свободы, и родители за застенками рыдают да руки к ней тянут - но не выдержала она. Возлегла со Змием проклятым, и пальцы его, и губы, и руки - и мягкий шёлк волос. Ни жених её востроглазый, прекрасный, ни мольбы родителей за стенами - ничто её не удержало - поклялась она вечною Его быть, и осталась на века.

Только утром вдруг поняла, что чары то всё были змеиные, что проклята она теперь на века. Он и не смотрел боле - она всё мела полы, да завтраки готовила, и змеи крутились вокруг него, а она ревниво и шумно выдыхала воздух, отчаянно надеясь выбраться на свободу.

Но больше к ней рыдать не приходили - знали, поддалась Змию, больше не человек она - а змея.

***

Шли годы, и так и не отпустил он её. Так в немоте и жила - раз в семь лет, семь месяцев и семь дней обнимал он её, ласкал и целовал, а после забывал - опять прощалась она со своей страстной любовью, опять в одиночестве страдала. Уже и коса её алая темнеть стала, и глаза тускнели - в одну только ночь она оживала, вновь становилась такой, как прежде, и хоть и жила тут, не стареючи, да девичьего запала уже не хватало, и сердце болело, и о смерти молилась всё чаще - чаще, чем о свободе.

Но знала - как только умрёт, другая несчастнася придёт в этот дом, другая несчастная сдастся, не выдержит семь лет - и останется с Царём Змей навеки, пока смерть не настигнет её.

…Заходила к ней ведьма дикая - брошенная, изгнанная, старая, такая - коснуться страшно! Но не боялась красна девица дикой ведьмы - старушка жалела её, по волосам гладила, шептала тихо-тихо слова - что делать и как быть.

- Принеси мне яду сильного, - попросила она наконец-то. - Нет больше мочи терпеть…

- Да что ж ты, милая, кроме яду ничего найти не можешь? - покачала головой старуха. - Ах, да кровь бы ему свою дала - и смерть бы тебя настигла.

- Нет, ведьма, - покачала она головой. - Не могу я. Если я умру, если я свободная стану… То следующая сюда придёт и займёт моё место. Научи меня, ведьма, как его со свету сжить - вовек благодарна буду.

- Не сможешь ты, милая, - вздохнула старуха. - Сколько девиц уже у меня верное средство брали - и ни одна дело до конца не довела. Ни одна не дала ему выпить его…

- Ты только дай, ведьма! - воскликнула она. - А я уж знаю, что делать буду, знаю, как дальше поступить. Ты ж только дай…

Сжалилась над нею старуха - тонкие капельки дикого, отвратительного яда капнули на дно кувшина. Возблагодарила её девица - налила туда воды родниковой да подала Змию выпить, когда вернулся он вечером.

Сделал глоток, содрогнулся - и змеиный лик его спал. Проклят он, навеки проклят - вновь прорвался сквозь холодный образ тот прекрасный юноша, которого она так любила.

Поцеловал он её, обнял - ведь наступил седьмой день, и месяцев семь прошло, и семь лет с той поры, как в последний раз он целовал и ласкал её. А потом задохнулся от яду дикого, перевернул кувшин - только на донышке воды ядовитой и осталось, - захрипел и осел на землю.

И вновь увидала она очи его чёрные, и плечи, и скулы - вновь коснулась волос шелковистых, и голос бархатный вновь тревожил сны её.

Умер Царь Змей - да только недолго слёз хватило. Рванулась она к кувшину, испила то, что осталось - и пала рядом с ним, чувствуя, как страшная боль сжимает грудь её - но знала, что боль та не от того же, что яд выпила, а от того, что любила его все годы эти.

И слезинка последняя упала с её щеки - и разбилась стекляною каплей о пол.

И не видать ей больше солнца ясного, не видать жениха своего востроглазого - всё за змия отдала, и невинностью свою, и волю, и счастье…

Она распахнула глаза - но вокруг была только каменная серость дворцовых стен. Он дышал - такой же, как и в дикой, страшной сказке, только живой и не менее опасный, равно как и жуткий Царь Змей, которого так боялись в неведомом государстве.

Она знала, что надо бы бежать, да только мочи нет. Знала, что должна сорваться с места, рвануться вперёд, помчаться - искать мёртвого, - вот только не могла.

Он открыл глаза и смотрел на неё - долго и пристально. На фоне серого и кровавого он казался неистово бледным и уставшим, будто бы больше ничего в нём и не осталось, ни капли.

- Что ты наделала? - прохрипел он совсем-совсем тихо. - Неужели ты не понимаешь?