Читаем Ливень полностью

Феликс. Без обвинительного тона, пожалуйста, в этих бунтах от меня пользы не больше, чем от тебя!

Лоран. Я молюсь за каждую безвинную жизнь!

Феликс. Какая безразмерная помощь!

Анна. Тут, кстати, соглашусь.

Лоран удивлённо к ней поворачивается.

Анна. Посуди сам, Лоран! Ты можешь сколько угодно стоять перед образом на коленах, но когда в твой дом постучат не очень хорошие люди — они не помогут.

Лоран. А какая же польза от тебя, позволь узнать? Я в этой всей…ситуации, несу хоть какую-то благодать, а что делаешь ты?

Анна. Помогаю нуждающимся достичь цели.

Лоран. Как это?

Феликс. Да она — революционер, конечно! Иначе зачем ей в город N!?

Анна. Ну, точно не чтоб развеяться.

Феликс. Вы не станете ничего отрицать?

Анна. Нет.

Феликс. И почему после такого мы не должны сдавать вас?

Анна. Кому? Подосиновику? Пауку в углу на потолке? Да и вы ничего не докажете. И я не революционер, не совсем, по крайней мере, я — заинтересованное в происходящем лицо. Не организатор, не ведущий, я — простой человек, которых зубами хорошую жизнь вырывает.

Лоран. Как это связано с…

Анна. Бунтами? Напрямую, Лоран. Я считаю, права низшего класса ограничены! Почему кто-то должен расти в каморках и грязи, а другие во дворцах только потому, что родились в небогатой семье? Каждый, рождённый нищим, в будущем — пьяница или разбойник. Единицы выбиваются в высшее общество, таких, считайте, нет вовсе. А заявление господ о том, что каждый простой работяга должен знать своё место — это, извините, произвол! На простого человека нельзя вешать клеймо сброда.

Феликс. Да ладно, неужели на вас, в частности, его вешали?

Анна. Представьте себе! К таким как я все относятся как к чему-то грязному, как к рабам — не людям. Вас взять, к примеру.

Лоран. Да он ко всем так относится!

Анна. Потому что это позволено.

Феликс. Или потому, что вы — простолюдин, что очень заметно.

Анна рычит.

Лоран. (Анне) Разве такие как он — большая проблема?

Анна. Ведь элита определяет устои. Несправедливо. Как я могу судить, на каждом дворянине висит труп его раба.

Анна косится на Феликса.

Анна. Хотя да, дело не только в этом. Знаешь, Лоран, я не должна была получить образование, моя семья была недостаточно богата чтобы позволить себе такую роскошь. Несмотря на это, обучиться я всё-таки смогла, но только потому, что я пробивалась больше, чем другие. Не все дети моего класса смогли.

Феликс. В таком случае, всё справедливо. Тот, кто хотел — получил всё, а кто был недостаточно силён — знаний недостоин. Естественный отбор.

Анна приходит в ярость.

Анна. А ты кто такой, чтобы определять кто достоин, а кто нет?

Феликс. С каких пор мы на «Ты»?

Анна. Возражаешь, ублюдок с золотой ложкой в..!?

Лоран. Анна!

Анна. По моему разумению, никто не имеет права определять человеку место, он должен иметь свободу искать себе своё, а не быть загнанным в рамки, выставленные по факту рождения.

Феликс закатывает глаза.

Феликс. О-о, сколько мудрёных оборотов. И песня знакомая: «За свободу, равенство и счастье», а единственный вопрос, который я задам: кто тебе платит?

Анна. Что?

Феликс. Ты идёшь на бунт, якобы за свои интересы, но никто просто так на рожон не лезет.

Анна. По себе знаете?

Феликс. Кем бы вы меня не мнили, я жизнь видал!

Анна. Что-ж, тогда вы ошибаетесь. На рожон лезут, такие есть! Я — лезу.

Феликс. Ну и дура. Ты нашла своё место, твои серпы выглядят дорого, значит ты уже не совсем нищая, ты образована, можешь позволить себе мотаться в соседние города в любой момент, так зачем тогда, простите, рыпаться?

Анна. Мне небезразличны люди.

Феликс. Ты просто сотрясаешь воздух. Пусть обделённые люди не требуют, а добиваются!

Анна. Чего своими силами добился ты?

Феликс не находит, что ответить.

Феликс. Всё равно я считаю: всё в руках человека.

Лоран. Неправда. Все мы заложники ситуации в той или иной степени. Кто-то больше, кто-то меньше.

Феликс. Ты её поддерживаешь?

Лоран. Я не поддерживаю ни одного из вас. Но сострадание несчастным — моя работа. В бунтах, конечно, нет ничего славного, только разрушение…

Анна. Иногда оно — выход!

Лоран. Не знаю. Я об этом пообщаюсь со священником.

Анна. А ты все вопросы с ними обговариваешь?

Лоран. Да.

Анна усмехается. Снаружи лачуги громко свистит ветер.

Анна. Интересно, бунт в городе N уже обрёл полную силу? Дела ведь давно начались, жаль, я опоздала.

Лоран. Он прервётся хотя бы на ночь?

Анна. Нет конечно. Народ в больших городах зол, жаден до справедливости и крови, эта жажда не даст ему спать.

Феликс. (фыркает) Нападать под покровом ночи — очень честно.

Анна. Голодным жизнь портить — тоже. Но есть в этом и обратная сторона: знаете ли вы, что в недалёких деревнях праздники осени устраивают? В честь изобильного урожая. Я слышу дух празднества и веселья даже отсюда, и он перемешивается с духом озлобленности — интересное сочетание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Коварство и любовь
Коварство и любовь

После скандального развода с четвертой женой, принцессой Клевской, неукротимый Генрих VIII собрался жениться на прелестной фрейлине Ниссе Уиндхем… но в результате хитрой придворной интриги был вынужден выдать ее за человека, жестоко скомпрометировавшего девушку, – лихого и бесбашенного Вариана де Уинтера.Как ни странно, повеса Вариан оказался любящим и нежным мужем, но не успела новоиспеченная леди Уинтер поверить своему счастью, как молодые супруги поневоле оказались втянуты в новое хитросплетение дворцовых интриг. И на сей раз игра нешуточная, ведь ставка в ней – ни больше ни меньше чем жизни Вариана и Ниссы…Ранее книга выходила в русском переводе под названием «Вспомни меня, любовь».

Бертрис Смолл , Линда Рэндалл Уиздом , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер , Фридрих Шиллер

Любовные романы / Драматургия / Драматургия / Проза / Классическая проза
Батум
Батум

Пьесу о Сталине «Батум» — сочинение Булгакова, завершающее его борьбу между «разрешенной» и «неразрешенной» литературой под занавес собственной жизни,— даже в эпоху горбачевской «перестройки» не спешили печатать. Соображения были в высшей степени либеральные: публикация пьесы, канонизирующей вождя, может, дескать, затемнить и опорочить светлый облик писателя, занесенного в новейшие святцы…Официозная пьеса, подарок к 60-летию вождя, была построена на сложной и опасной смысловой игре и исполнена сюрпризов. Дерзкий план провалился, притом в форме, оскорбительной для писательского достоинства автора. «Батум» стал формой самоуничтожения писателя,— и душевного, и физического.

Михаил Александрович Булгаков , Михаил Афанасьевич Булгаков , Михаил Булгаков

Драматургия / Проза / Русская классическая проза / Драматургия