Если я чувствовала обиду, то только чуть. Я плоховато хожу строем. В любом из возможных смыслов. В конце концов, я действительно лишняя. Шестнадцатый номер. Если бы не странная причуда судьбы, подкинувшая мне место в третьей эскадрилье, я могла бы пролететь мимо Школы со свистом. Назад в родную Сент-Грей. Как она там без меня, интересно? Как леди Анна? Ищет меня или нет? Я не буду печь дурацкие детские блинчики, по совету своего заботливого комэска. Я себя, слава Неназываемому! не на помойке нашла, а в гораздо более узком месте. Я сделаю, как надо.
Мое родное универсальное отделение отстрелялось параллельным маневрированием весьма пристойно и ушло на базу без потерь. Ветер весело гонял красные облака над горизонтом туда-сюда. Крепчал. Пора!
— Привет, дед. Пора взорвать это небо обратным штопором. Солнце садится, — сказала я, меняя фуражку на шлем у механика, как положено, — закат — это ведь к удаче?
— Молчи, сопля! — притворно сердито ответил он, — вернешься, тогда скажу.
Я сделала все, что велел Кей-Мерер: облет Залива, тангаж плюс девяносто градусов перед судейской палаткой. Потом набрала высоту за полторы тысячи.
Я много раз делала этот маневр на симуляторе. Крутилась перед верным Изей по земле, он очень смеялся.
Сбавила скорость до ста сорока, достигнув критических углов атаки, потом, пискнув Неназываемому «ой!», начала скольжение на правое полукрыло. Самолет вздрогнул и вошел в режим авторотации. Привязные ремни врезались в плечи. Я повисла параллельно креслу. Желудок поменялся местами с сердцем и отправился в горло. Меня укачало. Тошнота скручивала спазмами, не давая соображать. Ласточка сделала полный виток. Еще один. Я дышала и сглатывала. Не ожидала никак такой засады. В наушниках стоял треск и мат. По лицу тек холодный пот. И по спине. До точки невозврата оставалось всего-ничего. Я судорожно дернула ручку управления машиной к борту вращения. Самолет словно не заметил. Не дотянула, не хватило сил. Углеводов надо было есть побольше! Ласточка сорвалась в плоский штопор. Я предательски закашлялась, пытаясь избавиться от мерзкой горечи в глотке. Теперь что? На визуале только багровые тучи. Где небо, где Залив? Никак не могла включиться.
— Внимание, курсант, — раздался в наушниках спокойный мужской голос, отменив собой все помехи. Кто это? — Открой глаза и отведи от себя ручку до упора. До белой черты. Видишь ее на приборной доске?
Я кивнула невидимому советчику. Его равнодушная уверенность трезвила, как холодная минералка. Я сделала, как он сказал.
— Теперь прибавь газу и выравнивайся. Молодец, курсант, — мне послышалась улыбка в конце фразы.
Голос пропал в яростном шуме эфира. Гроза совсем близко. Я выставила рули. Порадовалась за себя мрачновато: до морской воды оставалось совсем чуть. Залив волновался баллов на шесть-семь. Закатное небо пылало красным. Берег в другой стороне. Я вывела машину на обратный курс, и отправилась домой получать по заслугам. Больше меня не укачивало.
ГЛАВА 13. Большая игра
— Покажи, — завистливо вздыхая, Изя поднял пропитанную хлоргексидином тряпку с моего левого плеча. Цокнул языком: — вот именно из-за таких вещей я полжизни мечтал стать летчиком.
Имперский сокол, расправив хищно крылья, вцепился в щит с эмблемой Летной школы. Под ним перевязанные георгиевской лентой скрестились казачья шашка и рыцарский меч — символы пограничной службы. Тату-инициация курсанта Школы, преодолевшего Первый вылет. Интересно, тот бедолага, что свалился в Залив, сделал ее себе? Или плачет, в уголок забившись от позора?
— Знаешь, почему наколка у погранцов гораздо круче, чем у Третьей эскадрильи, у них там всего лишь кирка с пожарным брандспойтом под щитом, а у вас целая история? — авторитетно заявил мой друг. Прикрыл обратно воспаленную кожу. — Это потому, что наше уважаемое учебное заведение создавалось Пограничным ведомством, и Первая эскадрилья всегда здесь на особом положении. Посмотри, Ленька, какая теперь у тебя комната! Гранд отель отдыхает. Не то, что бывший твой пенал в половину окна за шкафом. Какой-то ты зеленый весь. Больно?
— Да так себе, терпимо, — пожала я плечами. Боли особо не чувствовала, только озноб. Принимать жаропонижающее не хотелось. На душе стояла кислая хмарь. Разговаривать не хотелось. Совсем не так я представляла себе этот день.
Когда я приземлилась, то поняла, что руками не управляю. Тупо сжимаю джойстик и желтый рычаг газа, отклеиться не могу. Мотор замолчал и винт замер. Механик громко барабанил в синее стекло фонаря. Делал резкий жест, мол, защелку подними. Я кивнула и заставила себя.
Примчались близнецы. Чуть ли не на руках потащили к палатке начальства. Ветер поддавал нам в спины для скорости шумно и зло. Братья кричали одновременно:
— Ты — молоток, птенчик Ло!
— Наша эскадрилья первая, пусть только бригадир попробует оспорить!
— Все судьи за тебя! Последний участник ушел, МиГ нахлебался морской водички, так что мы первые бесповоротно! И ты!
— Ты бригадира не бойся, Ло, он нормальный мужик, хоть и лошадник!
— Да! Он точно нормальный…