Читаем Ло. Лётная школа полностью

— Теперь котлеты. Или жалко? — скривил губы неприятно Кей-Мерер.

— Да, — согласилась я. Выложила их по одной сверху на хлеб. Освободила тарелку. Смотрела на барона.

— Чего же ты ждешь? — он откинулся на спинку стула, ногу на ногу положил и кривил светлые губы. Прозрачный взгляд шлялся по моей коже как хотел. Щупал нагло.

— Не боишься, что тебе в морду прилетит, Макс? — я слегка подкинула белый фаянс в руке.

— А давай, — он застыл. Смотрел в глаза прямо. Улыбаться прекратил. Собрался, как перед дракой. Снял машинально со лба выбившуюся вперед волнистую прядь. Произнес тихо: — смелей.

Кости знакомо побелели на кулаках комэска. Морду мне снова набить мечтает, скотина!

— Обойдешься! — прошипела я.

Что-то звонко лопнуло в измученной мне. Струна? Хватит!

Я опомнилась запоздало. Это мужской мир. Мужские секреты и такие же разборки. Девушке следует крепко приглядывать за собой. Чтобы выжить.

Поставила аккуратно тарелочку на стол. Сложила на нее хлебушек, три котлетки, стакан с чаем, взяла и пошла к выходу.

— Простите, — попросила я женщину в белом колпаке. — я заплачу.

— Не надо. Я сам, — раздался глуховатый голос за моей спиной. Очень близко.

Я не стала оборачиваться. Пошла со своей едой в гости к Изе. Рядом с ним мне как-то проще страдалось.

— Юнкергрубер уволок вашу клетку в свои закрома. Для научных изысканий, видимо, — сообщил Кацман. Зрел с исследовательским чувством, как я хозяйничаю в его апартаментах.

Ха! Один только Неназываемый знает, какой по счету внук вездесущего герра Шен-Зона обитал здесь, в захламленной, прокуренной комнатке первого этажа метеокорпуса. Только-то шикарного здесь: личный сортир и душевая кабина размером с мышеловку. Наша с бароном пресловутая клетка смотрелась бы тут бизнес-классом. Я налила воду в пластиковый чайник прямо из лейки душа.

— Почему ты Герш? — я проигнорировала слова Изи про клетку. Не хочу! Тупо надоело.

— Потому что, — Изя отобрал у меня желтый чайник. Разгреб скромный участок на большом столе, сдвинув плотнее комки исчерканных листов в клетку, зачитанные книжки, бумажные схемы, глянцевые порно журналы, планшет и ноутбук. Откопал кругляк электрической платформы и включил в сеть. — Ты голодный? Как всегда.

— Я не хочу есть, — я выхватила яркий буклет с голой красоткой. Ее неземной бюст поражал прямо в печень. Ну или в пах. Кому как.

— Везет тебе, жрешь-не жрешь, все равно тощий, как хворостина, — завистливо пропыхтел Изя. Выудил и сунул за щеку соленый крекер из огромной красной жестянки. Плевал на мой вопрос о семье так же вежливо, как я на тему с Юнкером.

Он хрумкал печеньем, я обследовала закоулки мужского интереса в глянцевом печатном изложении. Сиськи сплошь и рядом. Фотографов грудью не докормили, что ли?

— Он меня вызывал к себе. Спрашивал, — толстяк вернулся к теме. Все же секрет спасения комэска крепко держит его на крючке. Исследовательский тип сознания. Любопытный, жуть. Или ловкий миляга Юнкер подцепил его за живое для общего интереса? Или у меня паранойя?

— Чо хотел? — спросила я и перестала слушать.

Чай остыл. Темный, как венозная кровь, портвейн красил стекло стаканов в вишневое. Котлеты с хлебом съел Изя. Я валялась на коротком диванчике у окна и рассматривала неопрятный, в желтых никотиновых пятнах потолок. Сплевывала табачные крошки с нижней губы, как когда-то. Изина черута воняла страшно. Я не курила четыре года. Я ненавижу страдать!

— Юнкер подозревает и даже особо не скрывается. Улыбается гаденько, типа: ври-ври, мой глупый еврей, но я-то точно знаю, что ты сделал этим летом, — бубнил толстый.

— Весной, — машинально поправила я, — тебя барон сдал?

— Не похоже. Ни разу эсбэшник его не назвал. Фотки с камеры наблюдения показывал. Как я лезу в биплан, да как взлетаю, — Изя нежно улыбнулся, вспоминая. Дымил своим гадким табаком беспрерывно. — потом про деда моего вспомнил, про его заслуги перед Империей. Зачем?..

Я выключила слух. Открыла оконную створку настежь. Звезд насыпалось в черное небо расточительно много. Ветер с залива нес запахи большой воды.

Что со мной? Неужто я — нервная выпускница Сент-Грей, обчитавшаяся бульварных романчиков? Верю в книжную любовь-морковь и золото баронских манер? Или я прежняя сирота хомо верус из приюта Святой Каталины? Мои воспоминания детства прожарены тамошними лекарями в ноль. Никакие события розового младенчества не откликаются на зов. К слову, обычные люди свои обстоятельства раннего детства помнят с трудом без всякой чистки. Но остальное-то со мной. Прибито насмерть. Любви нет. Надежда — глупое чувство. Вера? Есть только я и Неназываемый. Все. Об чем печаль?

— Меня упоминал твой гад Юнкер? Если камера с парковки засекла тебя, то меня она тоже не пропустила. Особенно в кабине.

Звездная пыль надоела мне. Я отвернулась от окна.

— Нет, и это странно, Леня, — заговорил Кацман энергичнее гораздо. Стал в своей вечной манере прикидывать варианты логических построений офицера СБ. Если бы Юнкер смог додуматься до такого фантазийного беспредела, то генеральские звезды привинтил бы еще вчера.

Перейти на страницу:

Похожие книги