— Не. Меня сам барон Отто поймал, — он грыз яблоко и гордился. Сок летел во все стороны. Я сняла ошметок с собственной щеки. Воспитание и интеллект шкалили невозможно, парнишка болтал простодушно: — мы с дружком грибного супа надергались и поперлись купаться в Центральном фонтане. Ну там, сам понимаешь, туда-сюда-обратно. Бошки дурные под грибами, не хватило. Начали мы статуи на каскаде изображать. В смысле, пристраиваться к тамошним мраморным теткам. Они голые, мы тоже. Ну, для красоты же все, а ты че подумал? Мой придурок возьми, да и засунь хрен одной в рот, там почему-то вода не шла. Раз-раз-раз, а вытащить не может, ну ты сам понимаешь, кончать надо, а тут барон нарисовался, не сотрешь. А у нас минет с каменной бабой. Пипец! Его сиятельство вопит, как пожарная сирена: «Слезай, дурак!» А как он слезет? Засосало! Потом вода изо рта пошла. Не у меня, а у статуи. Мой сидит у нее на плечах, как приклеенный, член вытащить не может, а вода его в живот и морду лупит. Холодная! Мы ведь на грибах. Вода не помогает, он орет. Его сиятельство орет. Я трусы ищу на карачках, найти не могу, мы же их в порыве страсти нежной срывали…Там еще много чего было…
— Кла-а-асс! — я ржала до слез, мешала шампанское с греноблем и наслаждалась, — ты просто клад, парнишка Лу! А я тебя сразу и не распознал. Нравишься ты мне, сил нет!
Центральный фонтан! Неназываемый! Спасибо.
Я сдрейфила по всем фронтам, это есть. Но и охотник со своими кудрявыми угрозами пробросался. На меня нельзя давить. Я не выдерживаю. Отказывает инстинкт самосохранения, когда чужой сапог давит в горло. И. У меня сложные отношения с алкоголем. Непредсказуемые. Морские грибы противопоказано даже в метре мимо проносить. Когда я высыпала мелкие сухие крошки в фужер с шампанским, то попросила Неназываемого только об одном. Не позволить мне кого-нибудь убить. Все остальное годилось для веселья. Жаль, что не помню почти ничего. Или это к лучшему?
Фонтан, понятное дело, был. Я рвалась к нему, как морской волк. Или дельфин. Или котик. Тащила бедняжку Лу за собой, как главное условие выживания. Где-то так оно и было. Мой бедный ум время от времени выбрасывал команду: целуй придурка, делай вид! Это плохо удавалось. Все кружилось и выпадало из рук. Только в воде мне было хорошо, ее можно было пить и лить на голову. Потом все завертелось прозрачными воздушными пузырьками у лица и кончилось. Ура.
Я села в кровати. Неназываемый, спасибо! Неизвестный, но очень добрый человек снял с меня мокрое и нарядил в большую белую рубашку с длинными рукавами и кружевной оторочкой, укрыл пледом и оставил открытым окно. На прикроватной тумбочке потела льдом в стакане спасительная вода. Спасибо еще раз! Если уложили в койку, а не выбросили в кормушку к свиньям, то, может быть, я не начудила лишнего?
Без четверти пять. Часы на ореховом бюро едва слышно дзынькнули. Пастушок и пастушка под хрустальным колпаком обернулись кругом себя один раз. Я напилась воды. Свесила ноги на пол. Холодно, тянет сквозняком. Найду Макса и все ему расскажу. О чем? О том, что правдивого во мне только одна фамилия? Что я водила его и всю Школу за нос три месяца? Легла обратно. Пастель теплая. Лаванда. Дикий шелкопряд. Ромашка и хлопок. И чертова белая сирень. Не могу!
Я выбралась из-под пледов-одеял. Пошлепала голыми ступнями по паркетным плашкам на выход. Полы широкой рубахи путались в икрах и норовили прикинуться привидением. Тяжелое дверное полотно отворилось с жалобным скрипом.
Макс сидел в кресле строго напротив двери. В окне за его спиной светлеющее розовым небо обещало солнечный день.
— Привет, — сказала я. Подошла близко и встала между его широко расставленных ног. Шелковая пижама ласкала кожу.
— Очухался? — спросил барон негромко. Не улыбался. Ничего не добавил сверху. Но я все еще мальчик.
— Да. — ответила я еще тише и аккуратно попыталась присесть к нему на левое колено.
— Куда? — он поймал меня железными пальцами, — иди вниз на пол.
Макс за руку потянул меня на ковер.
— Почему? — я не сопротивлялась. Села послушно. Что дальше.
— Ты вчера орал на весь парк, что ни одна сука не помешает тебе отсосать мне в любое время дня и ночи, — поведал мой строгий парень. — приступай.
— А ты для этого пришел? — я потянула за красивый шнурок у него на поясе. Переливчатая ткань штанов надежно подтверждала: да, на все сто! Я освободила сиятельную эрекцию от ненужного. Ого! Не стала восхищаться вслух. Взяла в руки. Облизала вмиг пересохшие губы.
— Конечно. Не о любви же мне с тобой разговаривать, — выдохнул Макс и откинулся в кресле.
Я мысленно согласилась. Разговоры о любви у нас не очень складываются. К тому же побаивалась остальных подробностей вчерашнего вечера. Память все же подбрасывала картинки. Брысь! Животный запах смазки манил и гнал слюну.