теорию «ложной», мы можем сказать, что она противоречит определенному множеству принятых ба-
зисных высказываний. Не нужно нам говорить и о базисных высказываниях, что они «истинны» или
«ложны», так как их принятие мы можем интерпретировать как результат конвенционального реше-
ния, а сами принятые высказывания считать следствием этого решения.
+1 Вскоре после того, как это было написано, мне посчастливилось встретить Альфреда Тарского, который объяснил мне
основные идеи своей теории истины. Очень жаль, что эта теория — одно из двух великих открытий, сделанных в области
логики со времени «Principia Mathematica»
ствующий метод) есть то же самое понятие, которое имел в виду Аристотель и которое подразумевает большинство людей
(за исключением прагматистов), а именно:
виду, когда о некотором
это соответствие не может быть структурным подобием, задача разъяснения данного соответствия начинает казаться безна-
дежной и, как следствие этого, понятие истины становится подозрительным, и мы предпочитаем не использовать его. Тар-
ский решил эту, казалось бы, неразрешимую проблему (для формализованных языков) путем введения семантического ме-
таязыка, с помощью которого идея соответствия сводится к более простой идее «выполнимости» или «удовлетворимости».
В результате, благодаря теории Тарского, я больше не испытываю колебаний, говоря об «истинности» и «ложности». И
аналогично воззрениям каждого человека (если только он не прагматист) мое собственное понимание этой проблемы оказа-
лось по существу совместимым с теорией абсолютной истины Тарского. Поэтому, хотя мои воззрения на формальную логи-
ку и ее философию испытали революционное влияние теории Тарского, мое понимание науки и ее философии осталось при
этом принципиально тем же самым, хотя и стало более ясным.
Большая часть современной критики теории Тарского мне представляется совершенно несостоятельной. Говорят, что
47
его определение является искусственным и сложным. Однако, поскольку он определяет истину для формализованных язы-
ков, он вынужден опираться на определение правильно построенной формулы в таких языках, и его определение имеет точ-
но такую же степень «искусственности» или «сложности», как и определение правильно построенной формулы. Говорят
также, что истинными или ложными могут быть только суждения или высказывания, а не предложения. Возможно, термин
«предложение» был не очень хорошим переводом оригинальной терминологии Тарского (лично я предпочитаю говорить о
«высказываниях», а не о «предложениях» — см., например, мою статью:
Mind, 1956, vol. 64, p. 388, примечание 1. Однако сам Тарский сделал вполне ясным то обстоятельство, что неинтерпретиро-
ванная формула (или цепочка символов) не может быть названа истинной или ложной и что эти понятия применимы лишь к
интерпретированным формулам —
шения терминологии всегда допустимы, но критиковать теорию по терминологическим основаниям — явный обскурантизм.
253
Это не означает, конечно, что нам запрещено пользоваться понятиями «истинно» и «ложно» или
что их использование создает какие-либо трудности. Сам тот факт, что мы можем обойтись без них, показывает, что введение этих понятий не может породить каких-то новых фундаментальных про-
блем. Использование понятий «истинно» и «ложно» совершенно аналогично использованию таких
понятий, как
эмпирическими, а логическими понятиями1. Они описывают или оценивают некоторое высказывание
безотносительно к каким-либо изменениям в эмпирическом мире. Хотя мы считаем, что свойства фи-
зических объектов («генетически тождественных» объектов в смысле Левина) с течением времени
изменяются, логические предикаты мы решаем использовать таким образом, что логические свойства
высказываний оказываются вневременными: если некоторое высказывание является тавтологией, оно
будет тавтологией всегда. Точно такую же вневременность мы — в соответствии с обычным упо-
треблением — придаем также понятиям «истинно» и «ложно». Говорить о некотором высказывании, что оно было вполне истинно вчера, но сегодня стало ложным, не соответствует общепринятому упо-