Логово смысла и вымысла. Переписка через океан

Лидия Андреевна Русланова (1900–1973), знаменитая певица, исполнительница русских народных песен, была замужем за генералом Владимиром Крюковым, арестованным в 1948 году по так называемому Трофейному делу, созданному для сбора компромата на маршала Г. К. Жукова. Крюков обвинялся в хищениях трофейного имущества в особо крупных размерах, был приговорен к 25 годам исправительно‐трудовых лагерей. Следом за ним была арестована Русланова, ее обвинили в «антисоветской пропаганде». Была приговорена к десяти годам исправительно‐трудовых лагерей, но в 1950 году, за строптивый нрав, наказание было ужесточено, и ее перевели во Владимирскую тюрьму. Сидела в одной камере с известной киноактрисой Зоей Федоровой. В конце июля 1953 года Владимир Крюков и Лидия Русланова были реабилитированы.

Петр Прокофьевич Курочкин:

После завтрака — прогулка. Двор разделен на маленькие клетки‐отсеки — их два ряда, узких отсеков. Поверху ходят два часовых, следят, чтобы никто не пытался общаться с гуляющими из других камер (каждый отсек на камеру). Дотронуться даже до стены нельзя — немедленно вся камера лишается прогулки. Идем друг за другом по кругу, полчаса в одну сторону, полчаса в другую, чтобы голова не закружилась. При выходе из камеры надеваем бушлаты, строимся по двое, один конвойный впереди, другой — сзади. После прогулки свободное время, сидим за столом, разговариваем или читаем, никаких игр, например, домино, не разрешается.

Потом обед:

1 — жидкий суп с килькой или рыбой.

2 — ложки две каши.

3 — чайник кипятку.

После обеда опять свободное время. Ужин часов в шесть вечера: ложка‐две картофельного пюре или каши. Конечно, существовать на это было очень трудно.

Только Парин и Александров в нашей камере получали переводы и могли 3 раза в месяц кое‐что прикупить. Для себя они прикупали хлеб, сахар, масло, и там на всю камеру в день получения денег (Парин получал 125 или 175 рублей) купят буханок пять хлеба, кило маргарина, сахара и т. п.

По‐видимому, таков был разрешенный максимум для отаваривания в тюремном ларьке. Как Нине Дмитриевне Париной, растившей четверых детей, удавалось урывать эти суммы из мизерной зарплаты участкового врача и затем зав. отделением детской поликлиники, — об этом она не рассказывала.

Петр Прокофьевич Курочкин:

Немцы при этом вели себя развязно. Они заявляли, что Парин и Александров обязаны их подкармливать, потому что «мы здесь у вас сидим». Меня это возмутило. Я сказал, что никто им ничем не обязан, если Парин и Александров дают чтото, то и на том спасибо, а что сидят немцы у нас, то и правильно, потому что они фашисты. Вот мы за что сидим, сами не знаем, а им поделом. После этого разговоры прекратились. А Василий Васильевич потихоньку подкармливал меня — уже после раздачи всем купленного на полученные из дома деньги. Помню, посмотрит на меня:

— Петя, иди сюда.

И даст то хлеба с маслом, то сахару. Потом уже просто все делил со мной пополам.

Из‐за Рахима мы с ним поссорились. Он предупреждал, что с Рахимом надо быть осторожным, я не слушался, а когда узнал, что Рахим оказался подлецом, он мне заметил:

— Вот видишь, а не хотел слушать меня.

Меня этот упрек задел, и мы перестали разговаривать. Молча он давал мне еду, я молча ел, хотя кусок в горло не лез, но я боялся отказом его смертельно обидеть. Потом вдруг на прогулке он что‐то меня спросил, я ответил, мы посмотрели друг другу в глаза и расхохотались. От избытка чувств я прильнул к его плечу, стиснул зубы. Он молчал, я сильнее стиснул, так что потом у него долго не проходил большой кровоподтек.