Ломая печати

Тогда уже бои развернулись на всех участках. До Зволена, этого железнодорожного узла, было рукой подать. Фронт нам скучать не давал. Раненых возили из Мартина, Вернара, Ружомберка, Крижа и Превидзы. Солдат, партизан и подбитых летчиков — в вагонах, машинах, телегах, на чем попало. Оперировали мы днем и ночью. Спали в залах.

Главврач Мраз руководил первой операционной бригадой. Врач-ассистент Рот — второй, а я — третьей. Включили студентов-медиков, проходивших у нас на каникулах практику.

Сестрам-монахиням придали в помощь санитарок.

Больше всего озадачила нас нехватка мест. Больница была новая, но строили ее, как говорится, стиснув зубы. Раньше тут больницы не было, хотя нужда в ней ощущалась постоянно. Больных возили в саму Быстрицу, пока в начале тридцатых годов не случилась пренеприятная история. Столкнулись два поезда — мертвые, раненые лежали на перроне, врачи оказывали помощь прямо на рельсах, потому что больницы и в помине не было. Вспомнить стыдно. Тут политические партии и воспользовались, посыпались запросы в парламент. Тянуть больше со строительством правительство не могло, пришлось к нему приступать. Появилось здание с тремя отделениями.

Уже во время войны добавили еще сорок коек. А теперь каждая машина «Скорой помощи» доставляла с десяток раненых. Мы справлялись как могли. Легкораненых укладывали по трое на две сдвинутые кровати, а под конец и вовсе настелили на полу соломенные тюфяки и матрасы. В кабинетах медперсонала, врачей, в коридорах — повсюду лежали раненые. Но мест все равно постоянно не хватало.

Как-то раз, только я кончил операцию, зовут меня к телефону. Срочный звонок. Уж не с семьей ли что случилось, подумалось сразу. Жена все это время была с детьми одна, я безотлучно в больнице и даже понятия не имел, что с ними.

Звонил полковник из штаба. Мне надлежит к нему явиться. Есть небольшой разговор.

— С удовольствием, — выдохнул я, — но я как раз мою руки. Через минуту операция.

— Что ж, тогда придется мне к вам наведаться, — буркнул он.

Видно, дело не терпит, подумалось мне.

— Мы должны считаться с тем, что положение может еще более осложниться. При наличном количестве мест нам не справиться. Надо открыть новую больницу. Я выбрал вас. Вы это и сделаете, — проговорил он.

— Я? — простонал я.

— Вы все-таки офицер. Правда, офицер запаса, но единственный среди врачей, — прогудел он.

— Я прежде всего акушер. Помогать роженицам — мое дело, но организовать больницу? — Я всячески пытался убедить его.

— Гинеколог, а вот же оперируете, — парировал он.

— Однако же гинекология — это брюшная хирургия, — настаивал я.

— А в чрезвычайных обстоятельствах и организаторская работа. У меня нет выбора. Вы понимаете?

Я сверлил его глазами. Чем кончится наш спор? Послушайте, хотелось мне сказать ему, я и в самом деле могу принять роды у половины Зволена, находиться в больнице целую неделю, оперировать с утра до вечера, ночи напролет, но я не в состоянии обустроить личную приемную, не то что больницу. Для этого существуют специалисты. Я всего лишь надпоручик, да и то в запасе, служил в санитарных частях, мазал солдат йодом и ихтиолом, прописывал аспирин — вот и все.

— Надо выслушать и другую сторону. Чего вы от меня еще хотите?

— Вам придется дать согласие. — Голос у него смягчился. — Это приказ. Я просто передал вам его.

Я понял, что с этой минуты все возражения бессмысленны.

— Ну так как? — спросил он, подняв брови.

Мне не оставалось ничего другого, как спросить:

— Сколько дается на это времени?

— Вчера было уже поздно. Два дня.

— Это несерьезно.

— И ни часу больше. Вы наделяетесь всеми полномочиями. Можете занять любое здание. Гражданским органам будет велено оказывать вам всяческое содействие.

Что касается самой больницы, то правильность решения не вызывала сомнений. Что же касается меня, это было явное недоразумение. В другой ситуации такое предложение сулило карьеру, о которой врач-ассистент мог только мечтать… Но сейчас?

Полковник смотрел на меня изучающе, словно хотел прочесть мои мысли. Он не проронил ни слова. И только, встав, потряс мою руку и заявил:

— Мы с вами живем уже не в шестой день творения. Кое-что о своей профессии знаем. Через два дня жду сообщения, что вы открыли новую больницу. И смело за дело. Колебания только расслабляют. Ad augusta per auguste! Через трудности к высокой цели!

Все, что я мог бы после этой холодно-горячей терапии изречь, не стоило и ломаного гроша. Отныне я должен был мыслить только об одном. Где и как устроить в течение двух дней госпиталь?

Я прикидывал: учреждение? Сложно. В казарме? Там же армия. В школе? Пожалуй, все-таки в школе. Но в какой?

Я стал перебирать в памяти все школы, какие только знал. Вдруг меня осенило: гимназия. Моя гимназия!