Ломая печати

Легко сказать — «увидишь, сама справишься, опыт у тебя ведь есть». До сих пор она переводила людей только по ночам через границу — и всегда одного-двух. А тут целая группа! И ей надо провезти их из одного конца Словакии в другой! С юга на север! К тому же на поезде. Через десятки станций. Среди них несколько узловых. И всюду проверки, жандармы, патрули.

И потом французы! На каком языке они будут говорить? Сможет ли она вообще с ними договориться, понять их? Легко сказать — «сама справишься».

Она ломала голову всю дорогу до Середи. Задавала себе вопросы и пыталась ответить на них. «Немца не перепьешь», — вспомнилось ей начало старой пословицы, но тотчас же всплыла в памяти и вторая половина: «женщину не проведешь». Вот-вот, в этом все дело, она должна их перехитрить, обвести вокруг пальца. И она придумала, какую роль ей играть, — это, как ей казалось, должно было получиться.

Она пришла к Стокласовым, в их приветливый дом, пропитанный ароматом свежего хлеба с хрустящей корочкой. И увидела мастера в фартуке, белом от муки, и гостеприимную хозяйку. Увидела там и своих подопечных — любой из них годился ей в сыновья. Встревоженные, неуверенные, нетерпеливые, они то и дело задавали вопросы: что будет дальше? Как они будут пробираться дальше? Она не понимала ни слова. Ничего. «Господи, — подумала она, — и почему это я хоть немного не научилась говорить по-французски? Как я с ними справлюсь?» И она решила попробовать тот вариант, что придумала по дороге.

— Умеет кто-нибудь из вас, ребята, говорить по-немецки? — спросила она.

Они все ответили утвердительно. Она «проэкзаменовала» их.

Да, после первых же слов станет ясно: каждый из них кто угодно, только не немец.

— Ну, что ж, — сказала она им, — с таким немецким мы далеко не уедем. Сделаем иначе: по-немецки все время буду говорить только я, а вы будете иногда отвечать: «ja, ja, nein, nein»[8]. И держитесь около меня, как цыплята около клуши. Встретимся мы на вокзале, там я раздам вам билеты. Усядетесь в вагоне, ничего не говорите. В Леопольдове сделаем пересадку. Все время следите за мной, когда будем делать пересадку, не отставайте.

Под утро они друг за другом выскользнули из дома Стокласы. Железнодорожный вокзал, касса, билеты, поезд. Вагон трясет — старый поезд, местная железнодорожная ветка. Ее французы расселись по вагону. Идет проводник. Пробил компостером билеты. Леопольдов. Пересадка. На станции полно жандармов. Она чувствовала, что обливается потом, ее трясло. Только без паники! Не сдаваться! Глубокий вдох. И она заговорила по-немецки. Без передышки, не переставая. Громко. Не слишком громко, но и не слишком тихо, чтобы это не бросалось в глаза. Так, чтобы каждый слышал, что это говорит немка и что говорит она по-немецки. А ее французы кивали и реагировали: «Ja, ja, nein, nein». Она что-то показывала им, рассказывала с серьезным видом, расспрашивала их. За окнами мелькали горы, реки, города, деревни. Горы становились все выше.

— Видите? — спрашивала она их. И они в ответ: «Ja, ja, nein, nein».

Опять пересадка. Опять жандармы. Она чувствовала, что ей вот-вот станет дурно… Еда у них была с собой, скромная, правда, но все же была. Чтобы не рыскать на станциях. Тренчин, Жилина, крупная узловая станция. Масса жандармов; проверка за проверкой. Ну и безумная же это была идея с этим немецким. Правда, безумцам, видимо, везет. Вот уже и Врутки. Мартин. Станция. Паровозы. Вагоны. Поезда. Они вышли. Да, уж коли повезет, так до конца.

— Белая пани? — подошел к ней какой-то человек.

— Белая пани, — повторила она пароль.

— Ступайте за мной.

Она пошла следом, окруженная своими французами.

Размахивая руками, опять сыпала по-немецки, а ее подопечные только: «Jaja, neinnein».

Люди поглядывали на них косо; те, что посмелее, ухмыляясь, с нескрываемым презрением плевались: «Швабы!»

«Пожалуй, тут лучше помолчать, чем болтать по-немецки», — сообразила она и умолкла.

Выйдя за город, они дошли до дома лесника, и вот тогда она не выдержала. Подломились колени, на лбу выступил пот, ее всю затрясло.

— Мама, — обступили ее французы, — мама… — Они что-то говорили ей, но она их не понимала. А потом один поцеловал ей руку.

— Когда приедете в следующий раз, — сказал ей человек, встречавший их на станции, — то лучше поосторожней со своим немецким. Здесь вам не Середь и не Трнава. У нас в Мартине вы с этим немецким, чего доброго, можете и схлопотать. Хоть вы и женщина.